Читать книгу - "Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников"

пестрый спаниель Тим и белый мохнатый Фрам – огромная южнорусская овчарка, которую, к сожалению, были вынуждены застрелить в 1941 году, когда ее стало нечем кормить. После войны у нас появились рыжий испанский терьер Рэд (как Майкл и Джерри у Дж. Лондона) и черный английский спаниель Май. Обе собаки, к сожалению, погибли. Рэд исчез, мы думаем, что его застрелили – он был очень самостоятельный пес и часто уходил в поселок, где любил задирать поселковых собак. А Май умер от злокачественной опухоли. После их смерти бабушка сказала, что не хочет новых переживаний и заводить собак больше не будет. Однако в конце 50-х годов знакомые предложили моей матери взять у них месячного щенка фокстерьера. Мама очень боялась, что бабушка не разрешит его оставить. Но когда Елизавета Петровна увидела щенка, она молча ушла в свою комнату и вскоре вернулась с картонной коробкой из-под обуви, в которой лежала мягкая подстилка. «Это будет для него кровать», – сказала она. Щенка назвали Тимом, и он прожил у нас 15 лет, пережив бабушку.

Но наряду с этим она была весьма строгим человеком, далеким от сантиментов. Многие жившие с нами рядом боялись ее, например Саша и Юра Коноваловы, мои соседи по даче, ныне знаменитый нейрохирург и известный архитектор, как-то признались мне, что когда они жили мальчишками на втором этаже нашего дачного дома, очень боялись поздно возвращаться домой и, поднимаясь по лестнице, разбудить или потревожить Елизавету Петровну. Она казалась им строгой. Иногда она действительно была такой, например, с детьми за обедом. Бабушка постоянно следила, чтобы мы сидели прямо, не держали руки под столом, не облокачивались на стол, не тянулись через весь стол за солью и т. д. Из поколения в поколение в нашей семье передавался такой фольклор. Бабушка – Сереже Сперанскому: «Сережа, где рука?» – «Ищет потроха». – «Пошел вон из-за стола!» Однажды она выгнала из-за стола деда, когда он, протянув ей чашку (она всегда сидела во главе стола и разливала чай из самовара), сказал: «Лиза, наплюй в баночку». Такого нарушения этикета она не допускала ни от кого. И действительно, при ней притихали самые шумные люди и старались вести себя прилично самые невоспитанные. Впрочем, таких она за стол не сажала и, убедившись один раз в их невоспитанности, больше с ними не общалась. Я сужу по своим друзьям. В детстве мне ежегодно устраивали «день рождения». Накрывали стол, приглашали моих сверстников, и все пили чай с бутербродами и сладостями. Можете себе представить, что происходило иногда за этим столом? Даже присутствие моей матери не останавливало расшумевшихся. Тогда мама звала бабушку. Она молча входила в столовую, и мгновенно весь шум смолкал, как по команде. Ей не надо было даже слова произносить, чтобы навести полный порядок. В этом она была настоящей хозяйкой, главой семьи, хотя в отличие от большинства «классических» бабушек готовить не любила и не умела. Для этого до войны у Сперанских всегда была специальная кухарка, а после – домработница, которая ездила за готовыми обедами в столовую Дома ученых.

В трудную минуту бабушка могла быть очень решительной. Я уже рассказывал, что во время известного «дела врачей» дед, единственный, выступил в защиту профессора Виноградова, мог быть арестован, и именно Елизавета Петровна набрала номер телефона жены Берии, и тем спасла деда.

Работая над этими воспоминаниями, я впервые подумал, какая сложная и тяжелая жизнь выпала на долю моей бабушки. Две страшные мировые войны, две революции, ужасная Гражданская война, экономическая разруха, большевистский и сталинский террор, гибель старшего сына и многих близких ей людей, тяжелая болезнь зятя, нелегкий характер мужа – все это было выдано ей сполна, все это она вынесла на своих плечах и сохранила свою семью и себя саму как незаурядную и неповторимую личность. Думаю, что это хорошо понимала Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, которая подарила бабушке свои замечательные стихи, написав к ним такое посвящение: «На память дорогой моей героине Елизавете Петровне Сперанской, которая, к счастью, еще жива и здорова и которой не надо приносить слез – но нужно нести цветы любви и благодарности»:

После страшной мировой войны

В мире много памятников встало:

В сердце каждой западной страны

Много огоньков затрепетало.

…

Но не тот лишь истинный герой,

Кто пошел на бой, кто пал в сраженьи:

Есть на свете героизм иной,

Тоже подвиг – в самоотверженьи.

Вот я вижу ряд других теней,

Гибнувших без жалобы, без стона:

Женщины тревожных наших дней —

Любящие матери и жены.

…

Это – блики светлой красоты

В сером мраке жизненной пустыни…

Принесите ж слезы и цветы

В память «неизвестной героини».

Т. Щ.-К.

И еще я подумал, что мало встречал в своей жизни женщин, подобных Елизавете Петровне. К сожалению, все они ушли в прошлое. Им на смену приходят новые люди совсем другого типа. Ничего с этим не поделаешь – диалектика.

Владимир Петрович Филатов – врач-окулист

Владимир Петрович Филатов – знаменитый на весь мир хирург и офтальмолог, действительный член Академии медицинских наук СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской премии первой степени, заслуженный деятель науки Украинской ССР, кавалер четырех орденов Ленина, ордена Трудового Красного Знамени, ордена Отечественной войны первой степени, – был родным и любимым братом моей бабушки Елизаветы Петровны. Он был старше ее на два с половиной года и родился в 1875 году 15 февраля по грегорианскому календарю все в том же селе Михайловка Протасовской волости Саранского уезда. Михайловка в те годы была довольно глухим уголком, так как находилась в 25 верстах от Саранска и в ста милях от железной дороги, проходившей через Пензу. О предках и родителях брата и сестры Филатовых я уже писал ранее. Но здесь мне хочется упомянуть еще об одном дяде Володи Филатова – Федоре Федоровиче Филатове, старшем враче Ковылкинской железнодорожной больницы. Окончив медицинский факультет Московского университета, он некоторое время жил в Михайловке в семье Филатовых и был кумиром Володи. В своих воспоминаниях Владимир Петрович пишет о Федоре Федоровиче такие слова: «Это он осенил мое детство дружбой большого маленькому, озарил его дорогой и ласковой улыбкой, напоил его интересом, дал ему образец труда и благородства». Известно, что талант у людей является редким даром и для своего развития он нуждается в соответствующих условиях внешней среды. Владимир Петрович, несомненно, родился с незаурядными дарованиями,