Читать книгу - "Время вороньих песен - Мара Вересень"

– дверь со щелью для просовывания тарелки. А общения и без этой кормящей руки хватало. Мне сменили печати-ограничители, снова тщательно осмотрели, раздев донага. Из вещей оставили только белье и сорочки, выдав взамен двух моих платьев одно коричневое, такое, как носили светны младших рангов, без пуговиц и поясков. Мешок мешком, но мне тут красоваться было не перед кем. Шпильки тоже отобрали, и я ходила распустехой или косу плела, смотря какое у меня было настроение. 

Несколько раз меня вызывали в зал суда, но ничего не спрашивали. Я сидела в своем углу и даже особенно не слушала, ни обвинителя, ни взявшихся непонятно откуда свидетелей, ни назначенного защитника. Я разглядывала судью-эльфа. Дивен Эфарель был идеально хорош, словно ожившая статуя, и скуп на эмоции. У него имелась привычка дергать себя за ухо во время чтения. Он вертел ручку в пальцах и смотрел безмятежным взором, когда кто-то начинал нести чушь, а так же чрезвычайно эстетично стучал молоточком, перед этим небрежно отбрасывая с лица прекрасные светлые волосы. Его сын был совсем на него не похож, разве что изумительным цветом глаз. Полагаю, большая часть сидящих в зале женщин явились сюда, чтобы как раз-таки на судью полюбоваться.

В зал я не смотрела, старалась, а балконов мне было и не видно, зато и зал и балконы вдоволь насмотрелись на меня. И всякий раз, возвращаясь в свою серую комнату, я сразу же бежала в закуток и, как получалось, смывала с себя липкие взгляды, потом ложилась на постель и ждала руку с едой.

Первые дни по утрам ко мне с перепуганными лицами прибегали наблюдатель и охранник, но я успевала проговорить свою мантру до того, как они отпирали дверь, щупали мне пульс и заглядывали в глаза.

Иногда случались посетители. Являлся защитник, который объяснил, что тюремные печати подавляют волю, что небольшая апатичность и отстраненность – это нормально, и что мне снимут их после приговора. А еще что слушания затягиваются, и если я хочу с кем-нибудь увидеться, то могу сказать охраннику, чтобы передал. Дважды меня навещала светна Левин, но здесь у меня не было чая, и разговор не клеился. Однажды приходил Север. Сидел рядом со мной на постели, держал за руку, смотрел в глаза и пытался приободрить, говорил что-то про апелляцию. Кажется, я ему даже отвечала. Не помню, что именно, потому что как раз в этот момент в серой полоске окна мелькнули черные перья. Ворон возле здания, где держали подследственных, водилось много. Рядом росли высокие старые тополя, и черные птицы унизали их гнездами. Хотя бы раз за день крылья мелькали в окне, я вздрагивала и забывала, что делала или говорила. Холин смотрел с сочувствием, зачем-то обнял, перед тем, как уйти. От его теплых рук сделалось немного легче. 

Только теплое не могло прогнать мой страх. С каждым днем его становилось все больше, он бултыхался где-то внутри, не особенно лез наружу, но и не уходил.

Когда утром меня отвели вымыться, дали надеть мое собственное платье и даже шпильки для волос выделили, я обрадовалась. Если сидишь в четырех стенах, любая прогулка в радость, пусть даже всей прогулки – сотня метров до здания суда. Но сегодня было как-то особенно легко. Даже гадкий мокрый снег, тающий еще до того, как упасть на землю, не раздражал. Мне приятны были эти сначала обжигающие, а потом прохладные прикосновения к лицу.

Ведан Пешта стоял на крыльце вполоборота. Выглядел он так себе. Глаза покраснели и щетина проступала на бледном остроносом лице, делая шрам заметнее. Расстегнутое пальто мотнулось хвостом, когда он полез за чем-то в карман брюк, и оттопыренный локоть показался мне крылом. 

Заметил меня, замер. И я замерла. В другой руке он держал мою трость. 

Алой ягодой блеснула бусина камня-глаза, тело отозвалось дрожью. Воздух с трудом протискивался в легкие, будто пальцы в черной перчатке лежали на моей шее, а не на рукоятке трости. Я потянулась к горлу, на мгновение ощутила под ладонью горячее, и пульс, придавленный большим пальцем несуществующей руки забился сильнее.

Пешта перехватил трость за древко другой рукой и ошеломленно тряхнул кистью, будто хотел избавиться от прикосновения, потом посмотрел на меня. Долго. Целых две секунды. И отвернулся.

– Не так уж и страшно, верно? – сказала я вместо него его словами. Было только немного жаль, что прогулка закончилась, но еще же обратно идти. Надеюсь, они не станут затягивать с формальностями, и снег к тому времени еще не закончится.

– Не так уж и страшно, верно? – бормотала я, растирая разнывшееся колено уже сидя на скамье в зале суда. Ноги дрожали и руки почему-то тоже. Лицо было мокрое, но это просто снег таял.

В зале были судья, обвинитель, защитник, инквизитор, мои охранники и я. Меня посадили напротив судьи. Вообще-то, я должна была слушать стоя, но официальные лица снизошли к моему колену. Толпа мужчин и я, самое время устроить балаган, но как-то не складывалось. Не хватало чего-то.

– Не так уж и страшно, верно? – прошептала я, когда меня все же попросили встать и сказали то, что и так было всем ясно.

Подозревалась. Проведено расследование. Доказано. Виновна. Завтра. 

Как и хотела – не стали затягивать с формальностями, зато кое-что другое затянут. Не так уж и…

Мой защитник дежурно сообщил об апелляции и красивый судья Эфарель так же дежурно ее отклонил, обвинитель дежурно кивнул мне, а инквизитор дежурно пробормотал напутствие. Все выполнили свою работу. Охранники тоже торопились выполнить свою, потому бодро вывели меня на улицу. 

Снег, к сожалению, прекратился, остался только снежный запах. Было пусто, валялась у крыльца разбитая каким-то вандалом деревянная стойка-распорка для объявлений, черными тряпками метались среди тополей вороны. Молча. Вроде как весна и птицам петь полагается, даже воронам. Или не время еще для песен?

Следом увязался защитник, спрашивал снова, не хочу ли я увидеться с кем-нибудь или в храм сходить. Я отказалась, дважды качнув головой. Тогда он спросил, не хочу ли я чего-нибудь к последнему ужину. Я снова хотела отказаться, но передумала и попросила варенье из барбариса и даже лавку назвала, где купить. Защитник обрадовался, что хотя бы это может для меня сделать, и убежал. 

– Не так уж и страшно, верно? – улыбнулась я дежурному магу, который дежурно избавил меня от печатей и дежурно пробубнел, что эффект сохранится еще двое суток. 

У меня снова отняли мое платье и шпильки, обрядили в коричневый мешок.