Читать книгу - "Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война - Stephen Kinzer"

Операция "Аякс" уже была начата, но по закону окончательное одобрение должен был дать Совет национальной безопасности. На заседании 1 июля Фостер заявил, что в Иране "отсутствуют какие-либо перспективы эффективного политического руководства", после чего огласил свой вердикт.

"Соединенные Штаты должны сосредоточиться на изменении ситуации в этой стране", - сказал он.

В соответствии с этой рекомендацией Совет дал свое согласие. Подготовка шла методично, за одним вопиющим исключением. Ни Фостер, ни Аллен никогда не собирали подчиненных или кого-либо еще для обсуждения вопроса о том, является ли свержение Моссадега хорошей идеей. Они не рассматривали альтернативные варианты. Вместо этого они действовали на основе негласного консенсуса: Моссадег восстал против Запада; его восстание подвергло Иран опасности советского влияния; поэтому он должен быть свергнут.

Фостер избежал дебатов в Госдепартаменте, просто не поставив в известность ни одного из своих специалистов по Ирану о готовящемся заговоре. Аллену пришлось приложить несколько больше усилий. Глава представительства ЦРУ в Тегеране Роджер Гойран был назначен ключевым участником операции "Аякс", но сам вычеркнул себя из сценария, отправив гневную телеграмму с предупреждением, что свержение Моссадега будет отвечать интересам "англо-французского колониализма". Это могло бы стать тревожным звонком, но Аллен отнесся к этому как к досаде. Он отозвал Гойрана из Тегерана и заменил его начальником станции, который знал меньше и действовал по приказу.

Ни один американец, который мог бы выступить против переворота, не мог этого сделать, поскольку никто не знал, что переворот планируется. Однако один видный общественный деятель стал горячим сторонником Моссадега: судья Верховного суда Уильям О. Дуглас. Именно в этот момент Дуглас наиболее ярко проявил себя как анти-Даллес.

В 1949 г. Аллен ездил в Иран для встреч с шахом и его придворными, целью которых было добиться заключения злополучного контракта OCI. Дуглас также посетил Иран в том году, чтобы проехать верхом по родовым племенам. Он был одним из немногих американцев своего поколения, кто досконально изучил Иран. В интервью, статьях и книге "Странные земли и дружелюбные люди" он восхвалял Моссадега как "великого народного героя", который был "страстно персидским и антисоветским по своим взглядам", исповедовал "демократические идеалы" и "предлагал альтернативу коммунистическому руководству". Это было прямо противоположно мнению Даллеса. Фостер и Аллен рассматривали Моссадега через идеологическую призму, как врага мирового капитализма и, следовательно, угрозу Западу. Дуглас видел в нем освободителя Ирана, и его не очень заботило, служит ли он американским интересам.

"Если бы мы с вами были в Персии, - писал он в апреле 1952 г. в New Republic, - мы были бы за Моссадега на 100 процентов".

К этому времени политический климат в Вашингтоне стал не только яростно антикоммунистическим, но и все более подверженным влиянию сенатора-маккартиста. В течение нескольких лет он будоражил общественность, утверждая, что коммунисты организовали "столь огромный заговор и столь черное позорище, что они затмят все предыдущие авантюры в истории человечества". Среди ведомств, в которые, по его мнению, проникли коммунисты, были Государственный департамент и ЦРУ.

Фостер никогда не забывал травму, полученную Вудро Вильсоном после того, как ему не удалось получить одобрение Сената на вступление США в Лигу Наций. Из этого он извлек урок, что разработчики американской внешней политики должны тесно сотрудничать с Конгрессом и не допускать отторжения кого-либо из его видных членов. Это заставило его, по его собственным словам, "найти основу для сотрудничества с Маккарти". Поскольку Маккарти считал Госдепартамент гнездом беспутных левых, это означало увольнение людей.

В первые же недели своего пребывания на посту Фостер уволил двадцать три дипломата как лиц, представляющих угрозу безопасности, очевидно, получив информацию о том, что они могут быть гомосексуалистами. В качестве еще одного жеста в сторону Маккарти он передал политику в отношении Восточной Азии группе воинствующих антикоммунистов, известной как "Китайское лобби", которые были убеждены, что предатели или попутчики в Госдепартаменте помогли коммунистам победить их героя Чан Кай-ши в гражданской войне в Китае четырьмя годами ранее. Они выделяли Джона Картера Винсента, которого Фостер уволил в 1953 г. за "несоответствие стандартам", предъявляемым к американским дипломатам, и Джона Патона Дэвиса, которого Фостер уволил в следующем году, придя к выводу, что он "продемонстрировал недостаток рассудительности, осмотрительности и надежности". Маккарти был одним из главных пропагандистов слабого, но влиятельного "китайского лобби". Генри Люс также использовал журналы Time и Life для пропаганды мнения о том, что Китай был "потерян" отчасти из-за вероломства Госдепартамента; он изобразил Чанга не менее чем на десяти обложках Time. Фостер назначил любимца "китайского лобби", банкира из Вирджинии по имени Уолтер Робинсон, помощником госсекретаря по делам Дальнего Востока. Эйзенхауэр выбрал другого, адмирала Артура Рэдфорда, на пост председателя Объединенного комитета начальников штабов.

В качестве жеста в сторону Маккарти Фостер нанял одного из протеже сенатора, бывшего агента ФБР Скотта Маклеода, для обеспечения "позитивной лояльности" в Госдепартаменте путем выявления диверсантов и других нежелательных лиц. Вместе они навязали жесткую программу проверки благонадежности, клятвы верности, расследований и перекрестных допросов, которая положила конец карьере многих дипломатов. Страдал моральный дух. Снизилось количество заявок на поступление на дипломатическую службу.

Давление Маккарти на Фостера было постоянным. Для Аллена оно рухнуло внезапно, 9 июля 1953 года.

Рой Кон, главный следователь Маккарти, в то же утро позвонил в ЦРУ и потребовал, чтобы ветеран ЦРУ и старый друг Аллена Уильям Банди немедленно явился на допрос. Кон выяснил, что Банди перечислил 400 долларов в фонд защиты Алджера Хисса, и счел это достаточно уличающим, чтобы потребовать объяснений. Аллен сразу же воспринял вызов Кона как начало атаки на его институт и власть. Это было также нападение на его социальный класс. Банди был одним из его "старых парней", его путь пролегал через Гротон, Йель, Гарвардскую школу права, женитьбу на дочери декана Ачесона, подпольную работу во время Второй мировой войны и юридическую практику в элитной вашингтонской фирме Covington and Burling. Аллен быстро отправил Банди в "личный отпуск" и объявил, что его нет в городе, - этот маневр Маккарти назвал "самой вопиющей попыткой" пойти наперекор воле Конгресса. Через несколько дней Аллен отправился на Капитолийский холм для встречи с Маккарти и другими республиканцами, входящими в его следственный комитет.

"Джо, ты не собираешься привлекать Банди в качестве свидетеля", - сказал Аллен.

Сенаторы были ошеломлены, но Аллен держался стойко и уходил бодрым. Позже в тот же день он позвонил вице-президенту Никсону и попросил его использовать свое влияние, чтобы успокоить Маккарти. Никсон так и сделал. Больше никто из следователей Маккарти не пытался допросить