Читать книгу - "История Хоперского полка Кубанского казачьего войска 1696–1896 гг. - Василий Григорьевич Толстов"

Божии, поделали помещения для станичных правлений и казачьих резервов, выстроили хлебные общественные магазины, караулы и вышки у станичных ворот и прочая. По Высочайшему повелению, для обороны станиц были переданы в Хоперский полк десять гарнизонных орудий – 6 медных 3-х фунтовых и 4 чугунных 6-ти фунтовых 293). Эти орудия распределялись так:

По окончательном устройстве станиц, жизнь населения потекла своим обычным порядком, с тою лишь разницею, что теперь нужно было глядеть в оба, и вдоль линии, и за Кубань; постоянно сторожиться и держать себя, как говорится, наготове, потому что за Кубанью, почти в виду станиц, жил дерзкий и хищный сосед, который не знал никакого другого способа сношения с казаком, как только посредством меткой пули и острой шашки. С переселением на Кубань и Куму для Хоперского полка началась более тяжелая и опасная служба. Прежде хоперцы, охраняя Кубанскую линию, почти не беспокоились о прорыве черкесов вовнутрь кордона, зная что родная станица далеко. Но когда эта самая станица стояла за плечами, а в ней жили все близкие и дорогие сердцу, нужно было напрягать все свои умственные и физические силы, изощряться до тонкостей в разбойничьих приемах малой войны, чтобы перехитрить неприятеля. Теперь жизнь на кордоне и сопряженная с нею ответственность заставляли казака недосыпать и недоедать, мучить беспрестанно себя и коня, жертвовать собою для спокойствия родного края. А казак крепко любил свою станицу и при нужде не задумывался сложить за нее свою голову. Для примера можно привести такой случай 294).

В ноябре 1839 года отставной казак станицы Бекешевской. Федор Сердюков, с двумя своими сыновьями – старшим Сергеем, уже служащим, и младшим, 15-тилетним Изотом, и двое рядовых Кавказского линейного № 3-го батальона, Дударов и Юдин, отправились из Бекешевской на трех пароволовых подводах в кумские балки, чтобы нарубить лесу и отвезти на продажу в Пятигорск. Возвращаясь обратно перед вечером, они заметили выезжавшую из боковой балки партию горцев, в числе до 50-ти всадников. Старик Сердюков, думая больше об общественной безопасности, чем о своей, приказал своим сыновьям бежать скорее на пост Кладбищенский или в станицу оповестить о хищнической партии, для чего указал им на лесную тропинку по направлению к Бекешевской.

Ободрив Дударова и Юдина и посоветовав стрелять только наверняка, быть мужественными и рассчитывать на выручку, Сердюков сцепил повозки вагенбургом и затем все трое приготовились к решительному бою с черкесами, которые, заметив людей с повозками, быстро приблизились к ним.

В этот момент, ушедший было в Бекешевскую, Сергей Сердюков вернулся назад и объявил отцу, что он ни за что на свете не оставит его в такой смертельной опасности и решил лучше умереть вместе с ним, чем спастись одному. Хотя такая сыновняя любовь и преданность глубоко тронули старика, но он хорошо знал, что всем им не сдобровать в схватке с хищниками; однако спорить было некогда и Сердюков, скрепя сердце, указал сыну место при обороне. В это время черкесы с гиком налетели на наших удальцов и осыпали их градом пуль, из которых одна угодила в Сергея, и он без звука свалился к ногам своего отца… Закипела кровь у старого казака; изловчившись, он убил из винтовки наповал предводителя партии, беглого кабардинского князя, разбойника Кучука Кайтукина, славившегося между горцами великою дерзостью в предприятиях и знанием местности. Ранив еще трех человек, старик Сердюков и Дударов были изрублены шашками, а Юдин получил такие тяжелые раны, что, по доставлении в станицу, в ту же ночь умер. Так мужественно и самоотверженно пали два бравых хоперца! Впрочем, подобные случаи бывали не редкостью в храбром линейном казачестве.

Мирная обстановка казака в домашнем быту в станицах, когда они переселились на Кубанскую линию, не имела почти никакой разницы между его боевою обстановкою. Явившись на Кубань уже в качестве хозяев, хоперские казаки не были теми новичками в крае, которым 50 лет тому назад, на Азовско-Моздокской линии, приходилось заново создавать все формы житья-бытья и службы в новых местах, в соседстве с незнакомыми противниками. Но хотя казаки хорошо уже освоились с жизнью и службою на кавказской границе, тем не менее близость закубанских хищников заставляла их не пренебрегать никакими способами к самоохране и обороне границы. Сообразно этому распределялся и рабочий день в станице295).

С первыми лучами восходящего солнца, из станичных ворот обыкновенно выезжали на разведку казачьи разъезды, которые, тщательно осмотрев окрестности и закрытые места, возвращались назад и докладывали станичному начальству, что все благополучно и следов черкесов нигде не замечено. Тогда снова отпирали станичные ворота, жители выгоняли стада на пастьбу, и сами выходили на полевые работы. Но если утро было туманное и ненастное, то разъезды. выйдя за станичную ограду, зорко оглядывали все кустарники и балки и не возвращались в станицу, пока совершенно не разъяснялось и можно было далеко обозревать окрестности. Такою предательскою погодою горцы пользовались, как находкою и очень искусно устраивали свои засады около станиц, в местах водопоев и на выгонах. Бывало целые дни проходили на разведке окрестностей, даром пропадало рабочее время, скотина ревела на дворах, просясь в поле, но, наученные горьким опытом, жители не двигались из станицы до возвращения разъездных казаков.

Перед закатом солнца полевые работы прекращались; работавшие поблизости, их стада и табуны собирались на ночь в станицу, а вслед за ними съезжались казаки, бывшие в разъездах и на денных пикетах; затем станичные ворота запирались и караульным приказывалось никого не выпускать и не впускать в станицу. При беспечности казаков, иногда ночью около станичных ворот происходили трагикомические случаи: опоздали станичники вовремя вернуться со степи, хотелось докончить полосу сенокоса или домолотить десяток оставшихся снопов, и вот теперь, часов в 10–11 ночи, они стучатся у ворот, прося впустить их. Караул по голосам и разговору слышит, что свои и даже узнает кто такие, но ворот не отворяет и оповещает о том станичного начальника; сердитый и недовольный, что его потревожили, он является к станичным воротам и, опросив казаков, приказывает их впустить. Но это не даром. Глава станицы по списку вызывает опоздавших и тут же, в своем присутствии, при свете фонаря, приказывает всыпать каждому из них десятка по два розог, чтобы впредь неповадно было запаздывать в степи. Старики передают, что казаки больше боялись своих станичных начальников, чем набегов и нападений черкесов. Жители, которые находились на полевых работах вдали от станиц, на ночь собирались большими таборами в нескольких местах степи 295), оцепляли места ночлегов возами,