Читать книгу - "Две жизни. Все части. Сборник в обновленной редакции - Кора (Конкордия) Евгеньевна Антарова"

станет вашим. Он назван так по некоторым своим озорным качествам. Но если он понял, что ему вручается забота о жизни того, кого он несет на себе, он верностью своей будет стоек и тверд, до последнего дыхания отстаивая всадника в опасности, и доставит порученного ему в надежное или нужное место. Сейчас Отчаянный понял свою задачу. Он принесет вас целым и невредимым к нам обратно, хотя бы самому ему пришлось пасть мертвым у моих ног. Садитесь, друг. На прощанье прочтите еще что-нибудь вашей будущей пастве.

Бронский сел на подведенного ему огромного мехари, Ясса набросил ему белый плащ – и я увидел ожившей картину Беаты. Таким же блеском энтузиазма сверкало сейчас лицо артиста, каким она изобразила его на своем полотне. На мгновение он как бы призадумался, а затем… я даже не сразу понял, что он декламирует прощание с народом римского вождя перед дальним и опасным походом. Речь его была так проста и естественна, обращение к отдельным лицам и заветные прощальные слова звучали так подходяще к случаю, что вернуло меня к действительности только последнее обращение: «Римляне, вернусь ли я или весть о гибели моей дойдет до вас, помните одно: я был верен вам, и не мне, но вам, отечеству будет принадлежать вся слава, если я вернусь покрытый ею. Вы же живите без меня так, как будто каждый день вы приносите богам клятву верности охранять мир внутри отечества, как я иду завоевывать ему славу вовне. Прощайте, мир вам».

Это были последние слова Бронского. И как они были сказаны! Передо мной вырастал Рим, я забыл, кто и что я, что я только Левушка-лови ворон, я был римским гражданином, я возвращал клятву верности своему вождю. О, сила искусства, сила сердца человека и его таланта, где же предел твоей мощи?!

Ясса тормошил меня, говоря, что пора ехать, что «остроглазая» совсем рассердится. Я не мог сразу перескочить какой-то границы, с большим трудом влез в самого себя, увидел вдали облако пыли, скрывавшее Бронского и Дартана, и подошел к своему мехари, рядом с Андреевой. Я приготовился выслушать ее недовольный выговор и был крайне поражен, встретившись с ее огромными глазами, в которых еще сверкали слезы и выражение которых было кроткое, умиленное, точно ей было пять лет.

– Понимаю вас, Левушка, – ласково сказала она мне. – Как часто в жизни я понимала свое ничтожество, встречаясь с силой истинного гения. Если бы я навеки запомнила эти дни, этот миг особенно, я научилась бы действенному самообладанию. Когда И. уехал, я разрывалась от нетерпения и досады на вас и Бронского, на ваше промедление. Сейчас я благословляю артиста. Сказанные им слова, сотни лет назад написанные, мертвые, когда их читаешь, разрезали во мне моими же страстями сотканные веревки и помогли мне раскрыть крылья – единственные крылья ученика, если он хочет двигаться вперед: безоговорочное послушание.

Ничего больше не прибавила Наталья Владимировна, но я понял, что огонь гения Станислава разбил в ней что-то, мешавшее ей достичь в себе гармонии. Еще раз я поразился, как разнообразны и неожиданны поводы, ведущие нас к раскрепощению. И как неповторимы и долги пути каждого до того момента, пока борьба в самом себе подведет сознание к такой степени гармонии, где озарение может проникнуть в святая святых собственного сердца.

Мы не одни двинулись в путь. Довольно большая группа всадников и всадниц, обитателей оазиса, на маленьких хорошеньких лошадках арабской породы окружила нас, заявив, что проводят нас так далеко, как позволит «дедушка», то есть пока они не встретят его возвращающимся после встречи Бронского с И. Мне было забавно наблюдать, как мчались легкие лошадки, казавшиеся игрушечными рядом с нашими мехари; как они отфыркивались от пыли и были к ней, казалось, гораздо более восприимчивыми, чем сидевшие на них дамы, перекидывавшиеся словами с нами и между собой. Мы весело ехали версту за верстой. Я не ощущал усталости и немало удивлялся, что всегда веселая и остроумная в каждом обществе Наталья Владимировна была на этот раз очень серьезна, задумчива и молчалива. Не могу сказать, как долго мы ехали по пустыне, но думаю, что проехали уже более трех часов. Я начал несколько уставать и чувствовать жажду, как с нескольких сторон сразу раздались возгласы: «Дедушка!»

Я положительно ничего не видел, что я мог бы принять за дедушку, особенно учитывая размеры великана. Я видел только однородно блестевший песок. Но ехавшая подле меня дама указала мне маленькое облачко пыли, которого без ее указания я бы и не приметил. Я отнесся с недоверием к ее дальнозоркости, но через некоторое время и сам стал различать в центре пыльного облачка, становившегося все больше, смутный силуэт всадника. Мы ускорили аллюр и через непродолжительное время окружили Рассула. Еще раз попрощавшись с нами, он сказал, что в получасе езды И. ждет нас у одного кочующего бедуинского племени в крошечном оазисе. Послав благословение нашему пути, Дартан, окруженный своей семьей, продолжал свой путь домой.

Действительно, минут через сорок мы увидели маленький оазис и вскоре благополучно соединились с И. и его спутниками.

Снова волна новых впечатлений охватила меня. Я понимал речь этого полудикого племени, чему очень обрадовался, впервые имея возможность применить к жизни один из языков, выученных в Общине. Меня поразили бедность, грязь и полная некультурность этого небольшого племени. Попав сразу в оазис Дартана, очутившись в кусочке почти европейской цивилизации среди пустыни, я ожидал, что все, встречаемое в ней, будет похоже на этот оазис. Сейчас мне стало ясно, сколько труда должен был положить на свое дело Дартан и какую огромную поддержку и помощь он, несомненно, получал от Али. Мне было странно, как возможна в нескольких часах езды от Дартана такая тьма, в какой жило это полудикое племя.

Увидев И., разговаривавшего с кем-то, я подошел и прислушался к его разговору с несколькими стариками, очевидно, вождями племени. Сначала мне показалось, что они на что-то жалуются и в чем-то стараются оправдаться перед И. Но затем я понял, что старики дают И. отчет в сумме израсходованных ими денег, объясняя ему свои неудачи в тех начинаниях, которые он им рекомендовал.

– Неудачи ваши не оттого произошли, что вы применяли новые способы обработки слоновой кости и пальмовых волокон, которые я вам указал. А только оттого, что вы, делая по-новому, не до конца применяли новые способы. Вы все старались соединить новое и старое; а я вам в самом начале говорил, что надо делать или по-вашему – и тогда оставаться нищим бродячим племенем, – или осесть в оазисе, в той его части, что