Читать книгу - "Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff"

Делегация Академии наук СССР, приглашенная в США для неофициальных переговоров с американскими учеными в начале марта, по сообщениям, получила разрешение на приезд только после обсуждения в Политбюро и строгого запрета на любые встречи с официальными лицами США.

По имеющимся сведениям, делегация советской Академии наук, приглашенная в США для неофициальных переговоров с американскими учеными в начале марта, получила разрешение на приезд только после обсуждения и решения Политбюро и строгого запрета на любые встречи с американскими официальными лицами. Это было сделано для того, чтобы не вызвать доверия к американским заявлениям о том, что дела идут как обычно. Однако, одним из непредвиденных последствий этого стало то, что глава организации, заместитель председателя Академии наук Евгений Велихов, не смог принять приглашение госсекретаря Шульца встретиться и обсудить возможный контроль над вооружениями в области противоспутникового и космического оружия - тему, в которой Советы были очень заинтересованы.

Самым ярким и значительным событием стало объявленное 8 мая решение СССР не участвовать в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе. За Советским Союзом, нехотя, последовали его союзники по Варшавскому договору (кроме Румынии) и такие близкие союзники, как Куба и Вьетнам. Советские действия были оправданы якобы попустительством американских властей в широкомасштабной кампании по нагнетанию "антисоветской истерии" и организации провокационных мероприятий, направленных против советской олимпийской делегации, а американские действия, как утверждалось, опровергали заверения в обеспечении "безопасности" своего народа. Несомненно, общее низкое состояние американо-советских отношений способствовало принятию советского решения. Также, предположительно, это был элемент мести за американский бойкот Олимпиады 1980 года. Кроме того, некоторые западные наблюдатели предположили, что Советы могли думать, что эти действия негативно отразятся на президенте Рейгане, но этого не произошло. Советские официальные лица в то время, однако, в частном порядке признавали, что отзыв не послужит советским пропагандистским или политическим интересам в США, но он был предпринят, несмотря на это.

Хотя мы не знаем, какая совокупность соображений побудила советских руководителей, очевидно, только незадолго до объявления, принять решение, очевидно, что объявленная ими причина была одной из главных. В то время как они могли не беспокоиться о безопасности от угрожающих жизни террористических актов, они, по крайней мере, опасались антисоветских демонстраций и попыток подстрекательства к дезертирству. Советское обвинение в том, что "экстремистские организации" открыто стремились создать "невыносимые условия" для советской спортивной делегации, имело под собой большую долю правды. Значительную огласку получили планы по насыщению района антисоветской пропагандой, было объявлено, что будут предприняты активные усилия по побуждению к дезертирству, включая хвастовство о подготовленных "безопасных местах" для перебежчиков. Коалиция "Запретить Советы", состоящая из эмигрантских националистических и других групп, поклялась сделать жизнь Советов невыносимой. Коалиция предупредила, что советское участие может "привести к актам насилия против их спортсменов", что Советы расценили как едва завуалированную угрозу.

На непубличной встрече 2 апреля Госдепартамент заверил советское посольство в физической безопасности и предложил обсудить меры безопасности, но отклонил советские жалобы и отверг их опасения по поводу политических преследований.3 Более того, были публичные заявления американских официальных лиц, симпатизирующих кампании. А ежегодное провозглашение президентом "Плененных наций" было запланировано накануне Олимпийских игр. Как сказал мне в то время один советский чиновник, "каждый день, затмевая сами олимпийские состязания, появлялись бы новости и фотографии антисоветских демонстраций". Несомненно, они также опасались какого-нибудь широко разрекламированного дезертирства. В любом случае, советские руководители решили воздержаться от участия в Олимпиаде по ряду причин, связанных с состоянием советско-американских отношений, и это решение, таким образом, отразило и еще больше усугубило охлаждение отношений.

В течение всего предвыборного 1984 года администрация Рейгана пыталась парировать критику со стороны различных американских и других западных кругов о том, что она не пытается или не может поддерживать и улучшать отношения с Советским Союзом. В то время как администрация утверждала, что советская сторона отступила, она также должна была продемонстрировать признаки предстоящего американского подхода и утверждать, что дела идут как обычно. Этой смесью тем не всегда было легко управлять.

В начале апреля президент Рейган повторил основные темы своей январской речи: реализм, сила и диалог. Он вновь подтвердил, что наивысшей задачей является "снижение риска ядерной войны и сокращение уровня ядерных вооружений". Стремясь преодолеть создавшееся ранее в его администрации впечатление о склонности готовиться к непредвиденным обстоятельствам ведения войны, он подтвердил, что "ядерную войну нельзя выиграть и никогда нельзя вести". Конечно, он использовал этот вывод и дальнейшее замечание о том, что "просто быть против ядерной войны недостаточно для ее предотвращения", в качестве основы для решительного подтверждения необходимости поддержания военной мощи для сдерживания. Он также повторил идею сдерживания. Он также повторил идею сдерживания и необходимость построения "стабильности в неспокойных и стратегически чувствительных регионах" мира и заявил, что усиление советской поддержки терроризма, повстанцев и агрессии, в сочетании с восприятием ослабления силы и решимости США, значительно усугубило эти проблемы". Он перечислил Кампучию, Афганистан, Анголу, Эфиопию и Центральную Америку в качестве советских (и кубинских) действий, а также иранское удержание американских заложников и ливийское принуждение в Африке. Наконец, один новый элемент в своей речи - очевидно, в связи с выборами - он призвал "восстановить двухпартийный консенсус в поддержку внешней политики США" - имея в виду, конечно, поддержку политики его администрации.

Примерно в то же время министр Шульц выступил с речью "Сила и дипломатия в 1980-х годах", в которой он сделал сильный акцент на необходимости для Соединенных Штатов действовать с позиции военной силы, потому что "суровая реальность такова, что дипломатия, не подкрепленная силой, неэффективна". Более того, "по воле исторического случая роль мирового лидера досталась Соединенным Штатам", а поскольку США - "самая сильная свободная нация в мире... надежды на лучший мир в значительной степени неизбежно ложатся на наши плечи". Не совсем в двухпартийном духе, о котором говорил президент Рейган, он также вырвал из контекста и охарактеризовал мнение Картера о том, что "наш страх перед коммунизмом был "неумеренным"" как "совет беспомощности, который существенно недооценивает Соединенные Штаты и их способность влиять на события".

В сороковую годовщину высадки союзников в Нормандии министр обороны Каспар Уайнбергер, цитируя речь генерала Дуайта Д. Эйзенхауэра в день высадки, удалил фрагмент, в котором Эйзенхауэр отдавал должное нашему доблестному русскому союзнику. Эта беспричинная ретроспективная цензура истории была не только излишне оскорбительной для Советов, но и не делала чести американской администрации.

В июне, после публичного призыва лидеров республиканского сената Хоу Арда Х. Бейкера-младшего и Чарльза Х. Перси провести встречу на высшем уровне, президент Рейган заявил о своей готовности