Читать книгу - "Тайны служебные и личные, или Карибский синдром - Александр Васильевич Кулешов"

что девушка обнаружила, что без чувства хотела бы построить какую-то схему отношений, но ему это не интересно. Тот случай, когда хороший cекс был, но, еще не остыв, хотелось отложить его в памяти как приключение с благополучным исходом. Ростков неловкости при неожиданной встрече в будущем тоже не осталось. Причин оправдываться ни перед собой или перед любящей подругой не возникало.

19

После отбоя дивизионный жилой городок погрузился в ночную дрему, между унылыми блочными зданиями было пустынно и тихо, никаких переходов, никаких курильщиков. Не слышно буханья солдатских сапог по бетону, громких команд или глухих разговоров, ничто не смущало нерушимый покой. В такой тишине если и могло что-то случиться, то разве что несуразное и глупое, не разрушающее общее успокоение и умиротворение. Намеренное нарушение этого спокойствия могла осуществить только боевая тревога, все остальные возмущения должны гаситься уставом.

У каждого кадрового офицера действовала установка не верить ночной тишине и темноте, именно они являлись друзьями нарушителей дисциплины. Капитан Левко возвращался из девятки в офицерское общежитие после ночной пересменки в приподнятом настроении. Он согласовал с командованием отпуск, все уже было спланировано, оставалось только дождаться нужного дня. Вдруг вдоль стены казармы мелькнула чья-то тень, под светом фонаря превратившаяся в солдата, торопливо спешащего куда-то. То, что его перемещение не было связано с командирским заданием, выдавала поза, когда руки спрятаны в боковые карманы штанов, немного приблатненная и отвязная, и боязливо-торопливая походка. Бдительно отследив направление движение солдата, капитан Левко поспешил следом и вышел к постройкам хозвзвода. У сеновала услышал предупредительный свист, ускорился туда, а поднявшись по приставной лестнице увидел три фигуры, изготовившиеся к прыжку вниз с другой стороны сарая, и заметил девку, спешно поправлявшую свою одежду.

– Не стесняемся, оправляемся и следуем за мной в штаб, – распорядился капитан, используя множественное число не только из-за уставной вежливости, но и из предположения, что ему удастся захватить больше участников свидания.

Девушка без возражений покорилась предложению следовать за пожилым мужчиной, полагая, что с ним лучше будет ей находиться. Солдаты исчезли, спрыгнув вниз.

– Сколько их было? – хмуро спросил дежурный по дивизиону, к которому Левко привел задержанную шалаву с чувством удовлетворения внесенной им пользой в повышении дисциплины в подразделении.

– Да как же разобрать в темноте?! – промямлил капитан.

– Да за такую халатность в военное время… – не сдержавшись, прошипел дежурный. Видимо, в его табели служебной справедливости был только один пункт, и за проступком должно следовать немедленное приведение в исполнение.

– Вот про военное время мне говорить не надо, – зло огрызнулся Левко. – Я про него сам могу много рассказать. Это предпринятых тобой мер недостаточно, если на охраняемую территорию проникают посторонние лица. Вот и займись этим, чтобы разобраться.

Левко развернулся и ушел спать в общежитие. Если понадобится писать какую объяснительную, лучше делать это на свежую голову, решил он.

Утром при прибытии офицеров и прапорщиков из города они с удивлением увидели, что на плацу перед строем солдат и офицеров дежурной смены, словно на митинге-продолжении дня полка, эмоционально выступал майор Северов, размахивая руками, призывно жестикулируя, выбрасывая по фразе в толпу. Рядом с ним с группой конвоя стояла юная девушка в помятом платьице и со спутанной прической, испуганная и растерянная. Прибывшие поспешили присоединиться к своим подразделениям и узнали о причине столь раннего построения. Не стесняясь в выражениях, майор буквально смаковал позор девушки, задержанной на сеновале хозвзвода, оставленной разбежавшимися прелюбодеями.

– Смысл нашей службы – готовность и еще раз готовность, основу которой составляет тесная увязка боевой подготовки, высокой дисциплины и неукоснительного соблюдения требований устава. Тысячи военнослужащих соответствуют этим высоким требованиям. А эта блудная девица подрывает их и выполняет задание штаба НАТО по нанесению ущерба государству и ее Вооруженным Силам, используя кучку негодяев в форме. С нарушителями дисциплины, соблазненными этой распутницей и забывших о своей ответственности, мы разберемся. Куда страшнее последствия разврата с ней! Весь дивизион может быть заражен какой-то постыдной болезнью через посуду, одежду, постельное белье, контакты – я даже это дурное название стесняюсь произнести перед строем, – солдаты гулко заржали в ответ на это признание офицера в поисках морального негодования, лица их светились радостным любопытством, которое всегда сопутствует происшествиям в толпе. Строй колыхнулся смехом, негромкими выкриками и бранью, никакой жалости и сочувствия к жертве ночных событий. Это походило на настоящую травлю. А ведь среди них стояли те, кто ночью не упустил возможности. Чисто геенна огненная с выжиганием всего живого! Сохранять невозмутимое лицо, отводя в сторону глаза, в этой обстановке лжи и лицемерия было выше сил опозоренной девушки. Она не выдержала этого бесстыдства и прокричала с отчаянной беспомощностью:

– Оскорбляя меня, чище не станете. Лучше за собой следите, придурки.

Абсолютно нормальная защитная реакция, потому что человеку проще отводить от себя внимание, чтобы не заплакать. Вся ее маленькая, нелепая и глупая жизнь, которую она надеялась поменять легким движением, стала еще жестче и гаже. Ни в чем не было смысла. В ней самой не было. Все смешалось в общую удушливую бессмысленность. Она с жестким выражением лица упорно смотрела в сторону, чтобы никого не видеть и не принимать на себя всю подготовленную для нее муку. Скандал при таком стечении народа нужно как-то пережить. Плечи беспомощно и надорвано повисли, лицо выражало тоскливое безразличие. «Народу много – а кругом пустота…»

Майор Северов воспользовался ее реакцией для нагнетания потока обвинений и ругательств с целью мобилизации личного состава на осуждение легкомысленных поступков сослуживцев и разгульной девицы. Коростелеву его даже стало жалко в этой дурной роли, с элементами площадного театра и партийно-комсомольского собрания: нужно что-то говорить, удерживая внимание строя, об этой грязной истории, но о морали кричать не принято, крик шокирует и прошибает, нравственность так не прививают. Да и вдохновения для авральной воспитательной работы в этой жалкой фигурке, испуганной ночным содержанием в карауле и травлей перед строем, было немного.

После построения все разошлись по своим насущным делам, под грузом рутинных дел забывая о происшествии. Задержанную девчонку в сопровождении наряда отправили в медпункт на осмотр. Настя выставила солдат на улицу, спросила осматриваемую:

– В туалет хочешь? – после пережитого реакция девчонки была заторможенная, лишь через несколько секунд последовал подтверждающий качок головой. Настя указала дверь и оставила на некоторое время девушку без присмотра – из тесного туалета с меленьким окном выйти можно только через дверь.

В первый раз в ходе всей передряги кто-то проявил заботу о ней. Оставшись с глазу на глаз с располагавшей к себе женщиной, Оля прониклась доверием к