Читать книгу - "Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги - Екатерина Кочергина"

консервативный социальный институт с очень архаичной внутренней структурой, ориентированный на сотрудничество с любой властью в России и полную лояльность ей. Поэтому руководство РПЦ подавляло возникавшие внутри нее течения обновления. По мере усиления консервативного поворота в политике после ухода Ельцина и нарастания административного контроля над общественной жизнью и информационным пространством возобновилась практика идеологического воздействия власти на население. Дискредитация либерализма и демократии как чуждых западных традиций и верований сопровождалась насаждением в обществе «традиционных ценностей», а затем и необходимости принудительных «духовных скреп», защиты русской культуры от чуждого западного влияния. Со стороны церкви все это преподносилось православными иерархами как религиозное возрождение, восстановление религии. В первой половине 2000-х годов отдельные выступления патриарха и священнослужителей из его ближайшего окружения дали основания говорить о новой доктрине РПЦ, ее социальной политике и возрождении традиционной для российской истории «симфонии государства и Церкви». Церковь, по Конституции отделенная от государства, фактически становится его частью, начинает проникать во все сферы общественной жизни, культуры, включая и систему образования, и массовые коммуникации. Она превращается в рупор антизападной, неотрадиционалистской идеологии, инструмент насаждения фундаменталистского, архаичного, консервативного дискурса в публичной и политической сферах, набирающий с годами силу.

Таблица 50. К какому вероисповеданию вы себя относите? (в % от опрошенных)

* Репрезентативный опрос россиян старше 18 лет.

В тот же период начинает резко расти количество россиян, считающих себя православными: к концу 90-х годов это уже половина взрослых россиян, а за 2000-е годы, в течение почти двадцатилетия, их доля возрастает (по разным замерам) до 70–75 % в среднем.

Очевидный рост числа людей, именующих себя «православными», не означал внутреннюю духовно-нравственную проработку и глубокое усвоение христианских идей и представлений массовым сознанием. По сути, массовое крещение и поверхностное приобщение к РПЦ были ответом на поиски новой идентичности после распада СССР. Православие в этом отношении оказывалось синонимом возвращения к «русскости» («русский – значит православный»), составной частью политики реанимации мифологии великой империи («Россия – Великая держава, особая цивилизация»), что, в свою очередь, блокировало предпосылки формирования сознания гражданской, политической нации.

Православная церковь в условиях объявленной свободы вероисповедания в реальности находится в постоянной конфронтации с Римско-католической церковью, обвиняя ее в прозелитизме, а также проводит жесткую политику вытеснения других христианских конфессий, включая многочисленные протестантские общины. РПЦ во главе с патриархом проповедует доктрину особого пути России, активно включаясь в антизападную риторику и даже не пытаясь идти навстречу этическим запросам современного человека, испытывающего потребность в объяснении всех трагедий недавнего прошлого, нуждающегося в моральном руководстве, в ориентации в ситуации глубокого общественного кризиса, последовавшего после краха господствовавшего в стране целых 70 лет репрессивного социального порядка. РПЦ, опираясь на государство, стремилась навязать обществу догматическое и ритуалистическое обрядоверие. Парадокс заключался в том, что сам по себе культурный и образовательный уровень священников в среднем был ниже образовательного уровня населения. Кроме того, священников до середины 2000-х годов просто не хватало для несения евангельской миссии и религиозного просвещения населения России, поскольку в советское время выпуск семинаристов (уровень среднего профессионального училища) был ограничен государством. РПЦ внутренне, по своей ведомственной идеологии, была не способна к обновлению, к поиску новых путей (например, через социальную доктрину) и не стремилась к этому. Постсоветский человек вышел из эпохи насильственной секуляризации, однако церковь не ставила и не ставит перед собой задач работы с прошлым, как советским, так и своим собственным, а значит, и не пыталась приблизить религиозные смыслы и ценности к заботам и проблемам повседневной жизни обычного человека.

Поэтому, наряду со многими другими причинами, произошедший за все постсоветские годы рост православной идентификации не означал возрождения веры, широкого распространения норм и канонов религиозной и церковной жизни, моральной работы с проблемами веры, смысла человеческой жизни, ее предназначения. Церковь пыталась навязать пастве догматический, магический и ритуалистический характер своего авторитета, не раскрывая для новых верующих религиозное значение и ценность таких главных таинств церкви, как причастие, исповедь, брак, молитва. Приближение к их смыслу и ценности для истинно религиозной жизни сегодня доступно лишь для очень узкого слоя православной воцерковленной публики, которую сами приходские священники, точнее их наиболее образованный слой, оценивают в 2–3 % всей паствы.

В международных исследованиях религии и религиозности принято замерять ее распространенность, значимость количеством прихожан, регулярно принимающих причастие. В России доля таких людей очень мала и практически не меняется с 1990-х годов, составляя лишь несколько процентов от всех опрошенных. Получаемое в рамках общероссийских репрезентативных социологических опросов количество оказывается статистически нерелевантным, а значит, не может быть использовано для углубленного изучения религиозности. Поэтому мы рассматриваем как важнейший показатель религиозности человека частоту посещения церкви, а еще точнее – участие в службах, в литургии.

Регулярные замеры частоты посещения россиянами церкви показывают, что доля таких респондентов (раз в месяц и чаще) хотя и растет, но, во-первых, очень медленно, а во-вторых, все равно остается меньше общего количества православных. Если примерно 10 лет назад, в 2010 году, церковь посещало хотя бы раз в месяц и чаще всего 10 %, то в 2018-м – 18 % (в 2017-м – 13 %; в последние годы – примерно 11–14 %). Причем эти данные не означают участие людей в службе, в литургии, поскольку значительную их часть составляют так называемые (самими священниками) «захожане» – люди, заходящие в церковь, ставящие свечку перед какой-либо иконой, произносящие молитву или заказывающие требу. Более одной пятой (самый частый ответ) «потенциальных прихожан» бывает в церкви лишь несколько раз в году, то есть по большим церковным праздникам, – 22 % (по данным 2018 года, октябрь). Еще 15 % (по данным того же опроса) бывают в церкви раз в году – скорее всего, на главный для православных праздник Пасхи. Еще 9 % ходят в церковь реже чем раз в год, а 37 % – «никогда». Иными словами, почти половина (46 %) называющих себя православными взрослых россиян вообще не бывают в церкви.

Все эти общие тенденции характерны и для молодежи. В целом доля молодежи, относящей себя к православию, меньше, чем соответствующий процент среди населения. Это означает, что религиозное поведение свойственно скорее старшим возрастным группам. Как показывают наши исследования религии, чем старше респондент, тем скорее он причисляет себя к православным, а особенно велика их доля среди пожилых женщин.

Вторая по распространенности среди молодежи конфессия – ислам (9 %), что примерно соответствует доле в выборке мусульман разных регионов и республик (или чуть выше).

Наше исследование молодежи фиксирует, что молодые люди чаще начинают относить себя к православным примерно с 25 лет, то есть на той фазе жизни молодых,