Читать книгу - "Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев"

Владимир. То есть архиерей подчеркнул значение города на берегу озера Неро как центра собственной епархии. Впрочем, возможно, что для этого есть и более простое объяснение: маршрут епископа проходил по Днепру и далее по Волге, то есть Ростов был ему ближе по пути. Любопытен, однако, факт, что в тот период по странному стечению обстоятельств в Ростове оказался и сам великий князь: «тогда сущю великому князю Ростове в полюдьи…» [ПСРЛ, т. I: стб. 408].

Нужно сказать, что борьба за первенство между центрами Северо-Восточной Руси велась и в идеологической сфере, а для того времени это означало в сфере религиозной. В Ростове еще в 1164 г. во время строительства нового храма были обретены мощи святого Леонтия – одного из первых местных архиереев [ДП: 126]. Теперь же епископ Иоанн позаботился об установлении местного праздника этого святого. Кроме того, Иоанн сам написал службы вновь прославленному подвижнику [Голубинский 1998а: 60–61] (см. также: [Ключевский 1989: 10–11 и др.]). Интересно, что празднование это закрепилось на тот момент лишь в Ростове, и даже во Владимире, который формально являлся частью епархии Иоанна, оно первоначально, видимо, не прижилось [Голубинский 1997б: 390, 390–391; Хорошев 1986: 63].

Но неправильно представлять ситуацию таким образом, что Иоанн думал лишь о Ростове. Епископ пытался лавировать. Стараясь соблюсти некий баланс интересов общин Ростова и Владимира, Иоанн даже составил два канона Леонтию Ростовскому. В первом из них, предназначенном для чтения во Владимире, «культ Леонтия мыслился подчиненным главному богородичному культу»; в то же время второй, «ростовский», вариант канона был «откровенно проникнут местной ростовской тенденцией» [Воронин 1963: 37]. В летописях мы найдем и другие факты заботы архиерея о собственном авторитете в Клязьминской столице. Так, в 1194 г. по инициативе епископа были «обновлены» соборные церкви Владимира и Суздаля (последнюю даже покрыли оловом) [ПСРЛ, т. I: стб. 411]. И это далеко не единственный пример такого рода.

Однако самую важную услугу Иоанн оказал жителям Владимира вовсе не строительными акциями. Как было видно из приведенной чуть выше летописной цитаты, в 1211 г. он присутствовал на том самом общеволостном вече, которое согласилось с решением Всеволода Большое Гнездо передать великокняжескую столицу Юрию. Постановления того схода были неприемлемы для Ростова, интересы которого выражал Константин. Более того, представители этого города, вероятно, вовсе отказались принять участие в расширенном вече всей земли, так как понимали, что все равно окажутся в политической изоляции и не смогут добиться положительного для себя исхода дела (см.: [Фроянов 1995: 694]). А вот архиерей, кафедра которого находилась в Ростове, посчитал для себя возможным участвовать в этом мероприятии. Конечно, при этом он едва ли протестовал и против желания великого князя лишить старшинства Константина. Ведь его с Всеволодом связывали давние и, скорее всего, теплые отношения. Как могли расценить такое поведение ростовцы? Разумеется, как несоблюдение их собственных политических интересов.

Возьмем на себя смелость предположить, что во время обострения отношений между Всеволодовичами Иоанн вообще по большей части (если не постоянно) находился во Владимире или других городах, подвластных противникам Константина. Доказательством может служить то, что летопись, сообщив об участии епископа в похоронах Всеволода, умалчивает о его присутствии при совершении обряда пострига сыновей Константина Василько и Всеволода. Это касается и строительных акций Константина, которые летопись никак не связывает с Иоанном [ПСР, т. I: стб. 437]. В то же время церемония пострига, видимо, предусматривала присутствие архиерея: во всяком случае, сам Иоанн участвовал в 1192 г. в постриге, совершенном над Юрием Всеволодовичем, его имя упомянуто и в связи с постригом Ярослава (1194 г.) [ПСРЛ, т. I: стб. 409, 411].

Вывод, который можно сделать из вышеизложенного, заключается в том, что ростовцы, а значит и выражавший их мнение князь, едва ли доверяли своему владыке. С другой стороны, не могли полностью положиться на Иоанна и жители Владимира – ведь он по-прежнему оставался Ростовским архиереем, юридически центром его владений был Ростов, а потому он, конечно же, не мог игнорировать интересы одной части своей паствы в угоду другой. Лавировать здесь также едва ли представлялось возможным – ведь дело шло к настоящей войне между областями Северо-Восточной Руси. Владимиру нужен был свой епископ. Предпосылки для создания новой епархии с центром в великокняжеской столице окончательно созрели.

Примерно то же можно сказать и о Ростове: здесь также были заинтересованы в том, чтобы местный архиерей пекся прежде всего о выгодах их города. Кроме этого, Иоанн был слишком тесно связан с Юрием: когда-то он участвовал в его постриге, кроме того, у него были особые отношения с Всеволодом, а значит, ему была особенно дорога последняя воля князя. А это уже прямо противоречило интересам Ростова. Потому не было ничего странного в том, что Иоанн оставил кафедру. В летописании по большей части сообщается, что сделал он это добровольно. Однако, скорее всего, на Иоанна было оказано какое-то давление с целью вынудить его покинуть кафедру[189]. Видимо, решение об отречении было принято им опять же в период нахождения во Владимире или одном из городов Юрия, свидетельством чему может служить тот факт, что прежний архиерей выбрал для жизни монастырь, лежащий в землях, подконтрольных Юрию (в летописях по этому поводу находим два варианта: Боголюбская обитель [ПСРЛ, т. I: стб. 438] либо Суздальский монастырь Козьмы и Домиана [ПСРЛ, т. VII: 119; т. XXIV: 86]. Примечательно, что Иоанн, пожелав не возвращаться в Ростов, не выбрал для проживания и монастырь во Владимире. Вероятно, оставаться в городе ему было неудобно из-за недоверия населения по причине его прежних связей с Ростовом. Ждать же поддержки от ростовцев и Константина тем более не приходилось.

Таким образом, была открыта дорога для разделения Ростовской епископии, что стало очередным витком эскалации конфликта, который в итоге вылился в Липицкую битву. У Юрия уже был на примете собственный кандидат во Владимирские архиереи – игумен Владимирского монастыря Рождества Богородицы Симон – один из образованнейших людей своего времени. К тому же князя с ним связывали неформальные отношения – новый епископ был прежде духовником его матери (см.: [ПСРЛ, т. I: стб. 424]). Интересно, что и Константин также добился поставления в епископы Ростова собственного духовника Пахомия [ПСРЛ, т. I: стб. 438]. «И оттоле, – как сказано в одной из летописей, – разделися: нача бытии в Ростове епископ, а в Володимери и въ Суздале другой» [ПСРЛ, т. XXIV: 86–87].

Исход междоусобной борьбы предопределило вмешательство в конфликт Новгорода, войско которого, возглавляемое знаменитым Мстиславом Удалым, выступило на стороне Константина и ростовцев. После поражения Юрия и его союзников 21 апреля 1216 г.