Читать книгу - "Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции - Иван Дмитриевич Путилин"

что при нем рублев сто будет, а потом всего семь рублей и сорок копеек оказалось. Сидим пьем… Скоро 10 часов пробило. Я и говорю: едем в Питер? Ну, взяли из буфета пару пива и поехали. Приехали в Лигово, а тут пересадка. Поезда ждать надо. Я и говорю: пойдем, ребята, пиво в лесу выпьем. Погода такая чудесная. Теплынь. Ночь светлая, ясная… Ну и пошли. На опушке сели и пиво выпили, а потом я и говорю: пойдем прогуляемся в лесу. Я впереди шел, Горностаев за мной, а сзади Феоктист. Тропка была узенькая. В лесу темно. Тут мне и пришло на мысль убить Горностаева.

Я остановился и ногу вперед выставил. Горностаев через нее да на землю, а я вмиг на него насел. «Что ты?» – стал кричать земляк, а я его носом в землю, а потом снял со штанов ремешок да ему на шею и стал тянуть. Все это в минуту произошло. Ну, похрипел он, рукой махнул и кончился. Задохся то есть. Тут я встал, начал деньги искать. Всего 7 рублев с копейками нашел… После этого раздели мы его, пальто я велел Феоктисту на себя надеть, пиджак под свой надел, а остальную мелочь в рубашку убитого узелком завязал. Сделали мы все это и пошли прочь. Ехать нам было уже нельзя: 11 часов ночи было, ну, мы с Феоктистом и пошли в село Паново. К счастью, и кабак был еще отперт… Тамошние парни гуляли, мы тоже выпили, закусили и пошли назад. Только отошли, а у кабака шум.

Прошли еще… к лесу шли… слышим, бежит кто-то за нами и нам кричит. Мы остановились, тут к нам молодой господин подбежал. «Где, спрашивает, тут урядник живет? Меня, говорит, у кабака мужики обидели. Я жаловаться хочу. Где урядник?» А меня злость все сосала, что я у Горностаева денег не нашел. Увидел его, и сейчас в голове мысль явилась. «Мы, говорю, знаем, где урядник! Мы вам покажем; пожалте с нами!» Он и пошел. Пошел сзади и все жалуется, как его у кабака обидели.

Прошли еще… к лесу шли… слышим, бежит кто-то за нами и нам кричит. Мы остановились, тут к нам молодой господин подбежал. «Где, спрашивает, тут урядник живет? Меня, говорит, у кабака мужики обидели. Я жаловаться хочу. Где урядник?»

Фектист шепчет мне: «Куда ведешь его?» Я ему тоже шепотом ответил, что к уряднику. Он так и побледнел. Только подошли мы к самому лесу, господин вдруг и примолк. Я обернулся к нему: «Пожалте, говорю, к уряднику!» А он как вдруг откачнется, да вскрикнет и – побежал… Только со страху не на дорогу, а по самой опушке метнулся. Я его нагнал и в спину. Господин упал…

– Упал… – начал снова Сумароков. – Я, как и в тот раз, ему на спину, и ремень на шею. Минут пять лежал на нем, а он, надо думать, чувств решился. Лежит, и хоть бы что. Только впоследок весь задрожал и ногами вскинул.

Сняли мы с господина всю одежду, сорочкой ему лицо прикрыли и пошли. Сперва леском, потом на шоссе, потом опять в лес. Там легли спать и до 6 часов спали. Встали и пошли в Петроград. А тут ломовой порожним едет. За сороковку он и довез нас…

Вот как просто и до ужаса хладнокровно было совершено в лесу, близ станции Лигово, двойное убийство!

Золотая шкатулка

Редко в Петербурге бывают хорошие майские дни, однако они все-таки бывают. И в такие дни более благодушно настроен даже угрюмый петербуржец.

В один из таких хороших майских дней, в праздник, в прекрасном настроении сидел дома отец Иоанн П. В свое время это был известный в Петербурге проповедник, славившийся оригинальностью и редкостью своих проповедей, что собирало к нему в церковь всегда массу народа.

Отец Иоанн только часа два назад вернулся из церкви. Он уже пообедал, затем перешел в свой кабинет, почитывал газеты, смотрел в раскрытое окно на ярко блестевшую под лучами солнца красавицу Неву и отдыхал…

В передней звякнул звонок.

«Кто бы это мог быть? – подумал про себя отец Иоанн, пока прислуга отправлялась отворить дверь. – Знакомые?.. Так не вовремя… Какая-либо треба… Эх!.. И отдохнуть не дадут…»

В кабинете появилась прислуга:

– Батюшка, там человек какой-то вас спрашивает…

– Кто такой? Что ему нужно?

– Да так… не разберешь. Не то господин, не то простой. В черном сюртуке, в пальто летнем сером. Говорит, что личное дело есть… Поговорить желает. Очень важное дело, мол… Нарочно для этого в Петербург приехал…

– Гм!.. – в раздумье произнес батюшка. – Ну, проси…

Прислуга ушла, и через минуту пред отцом Иоанном стоял среднего роста сухощавый человек с черными, бегающими во все стороны глазами, с черными усами и жиденькой черненькой бороденкой.

Прислуга ушла, и через минуту пред отцом Иоанном стоял среднего роста сухощавый человек с черными, бегающими во все стороны глазами, с черными усами и жиденькой черненькой бороденкой.

– Благословите, отец!.. – устремился он, сгибаясь и сложив корзиночкой обе руки, увидев священника.

– Бог благословит… Во имя Отца и Сына… – проговорил батюшка, осеняя пришедшего широким крестом. – Чем могу вам служить?

Новоприбывший поймал руку батюшки и подобострастно ее поцеловал.

– Я по важному делу, батюшка… По очень важному и секретному делу. Дело такое есть, которое хочу вам, как на исповеди, рассказать… как на исповеди, батюшка!.. Только вам, с глазу на глаз…

– Что ж, если такое важное дело, то рассказывайте! Но почему вы именно ко мне обратились, а не…

– И об этом сейчас расскажу, пожалуйста, ваше благословение, только с глазу на глаз, – проговорил, озираясь, сухощавый человечек.

– Да говорите! Мы одни, – сказал батюшка.

– Нет уж, дверцу, дверцу-то позвольте припереть!.. – как-то тревожно проговорил незнакомец.

Дверь в кабинет была заперта. Батюшка и неожиданный посетитель уединились… О чем говорили они – неизвестно, но беседа их продолжалась добрый час или даже два.

Когда матушка, знавшая, что муж любит, чтобы ему, спустя час-другой после обеда подавали стакан чаю с лимоном, подошла было к кабинету, то натолкнулась на запертую дверь.

Она постучала.

Дверь отворил сам батюшка. Он был, видимо, взволнован и даже вспотел.

– Прислать тебе чаю? – спросила матушка.

Батюшка замахал рукой.

– После, после!.. Не мешай… Важное дело! – Он снова захлопнул дверь и заперся на замок.

Наконец дверь отворилась, и таинственный посетитель на цыпочках проследовал из кабинета. Отец Иоанн сам проводил его до передней, где между ними вполголоса произошел