Читать книгу - "Война глазами подростка - Игорь Васильевич Бестужев-Лада"

Чтобы сделать таких зверей возможно более человекообразными, создали специальную Высшую дипломатическую школу (ныне — Дипломатическая академия). Но разве можно за год или даже за пять лет превратить Хама в Сима или хотя бы в Яфета?

За сотню моих зарубежных командировок я был личным гостем нескольких десятков послов. Два из каждых трех приглашавших меня являлись выпускниками МГИМО и ничем не отличались от своего гостя по уровню культуры. Попадались люди сравнительно высокой культуры — выпускники и других вузов. Но попадались и сановники, как говорится, «старого закала». Это — типичный наш начальник, раболепный только по отношению к вышестоящему начальнику и хамски грубый по отношению ко всем, кто равен ему и тем более ниже него. Не исключая всех подряд иностранцев — от пригласившего его в гости профессора до министра иностранных дел страны.

Считающий ниже своего достоинства знать язык принимающей его страны. Неспособный выразить никакое подобие мысли (самих мыслей нет изначально) без матерщины. Чавкающий за столом и так же не умеющий держать вилку в левой руке, как я в семнадцать лет. Способный сбросить пепел от своего «Беломора» куда угодно — хоть в тарелку соседа. Способный обойтись без носового платка и сплюнуть куда попало. Наконец, пользующийся любым туалетом — в своем ли посольстве, в гостях ли — в точности так же, как у себя на родине (см. наши общественные уборные).

А уж супруга у такого монстра!.. Салтычиха — сущий ангел по сравнению с этой мегерой.

Уверен, что если бы не МГИМО, если бы на ключевых постах в зарубежных наших учреждениях остались сталинские «кадры, которые решают все» — с нами разорвали бы дипломатические отношения все до единой страны мира. Не по вражде, а по элементарному чувству брезгливости.

Конец 1940-х годов. Приезд Молотова

…Зима (любая!) второй половины 1940-х годов. Наша академическая группа получает казенные лыжи с ботинками, и мы сдаем зачет по физкультуре: пробегаем по заснеженному льду Москвы-реки от Крымского до Бородинского моста и обратно.

Можете сегодня поверить в такое, когда Москва-река сравнялась по ледовому покрову с Нилом или Конго?

А летом мы с приятелем-французом Мишей Б. едем на речном трамвайчике вверх по Москве-реке далеко за город, к Филям. И где-то на диком пресненском берегу решаем искупаться. Радостно пофыркиваем. Вода прозрачна, как слеза ребенка: дно видно на трехметровой глубине. Мише хочется пить, и он пьет прямо из пригоршни.

Можете сегодня поверить в такое, когда Москва-река превратилась в сточную канаву огромного мегаполиса?

…Конкурс на лучшую декламацию немецких стихов. Стараюсь изо всех сил. Еще бы! На кону первая премия: талон на исподнее белье. Для моего бюджета это все равно, что сегодня полный комплект одеяний от Версаче тысяч на полсотни баксов. Особо не разоденешься, если почти вся стипендия уходит на отоваривание завтраков, обедов и ужинов по карточкам, плюс проездные на электричку и метро, плюс четыре пачки «Беломора» на месяц, плюс редкие премиальные родительские рубли. Увы, получаю только вторую премию: кальсоны (белые, с тесемочками, как в кино у Чапаева, когда он тонул). Рубашка достается конкуренту.

…Со старостой курса, фронтовиком Игорем X. (один из ближайших друзей) сидим и дремлем в конце длинного зала на какой-то лекции. Вдруг открывается боковая дверь и в метре от нас возникает фигура Молотова со свитой позади. Прямо как во сне. Толкаю Игоря в бок, и тот мгновенно реагирует по фронтовому:

— Товарищ профессор, прошу извинения! Ку-урс, вста-ать! Кру-угом! (Строевая у нас была на высоте.) Сми-ирно! Товарищ народный комиссар иностранных дел! Курс такой-то…

И далее все по порядку, как генералу на плацу.

Засим нарком проходит к профессору, здоровается с ним и обращается к залу с обычными демагогическими вопросами: как учеба, как лекции, как столовая и пр.

Глаза у всех горят, как при встрече с любимой девушкой: отсвет культа личности! Лекция сорвана, все толпой бегут провожать живого полубога. Потом говорили, что его на руках внесли в машину. Спустя сорок лет я привел этот эпизод в статье о культе личности, и сталинисты усомнились насчет «на руках». Теперь и я думаю, что, наверное, пытались, раз хвастались, но разве свита-охрана даст?.. А насчет трепета — что было, то было.

…Экзамен по госправу доценту Задорожному — страху и ужасу всех мгимовцев. В архиве у меня сохранилась бумажка с карандашной записью подготовки ответов на вопросы экзаменационного билета. А снизу моя же приписка чернилами: «23 июня 1948 г. в 13 час. 15 мин. сдал на „отл“ в пьяном состоянии». Но это, конечно, некоторое искажение реальных фактов А прискорбные факты таковы.

Накануне вечером очередная вечеринка в компании Толяна из МАИ. Чей-то вечер рождения. И как назло, на столе — одна бутылка завлекательнее другой. Из каждой надо попробовать хотя бы стопку: водка, кагор, сухое, коньяк и т. д. (забегая вперед, добавлю, что «пробовал» я с великими страданиями аж до 70-х годов, пока ЦК КПСС не включил меня в группу изучения положения с алкоголизацией общества в стране и я не разобрался во всем досконально — после чего нашел взаимное счастье с любым спиртным, чего и всем желаю).

Естественно, на какой-то секунде уже ближе к утру рухнул замертво прямо на диване. А наутро разбудили: говорил ведь, что экзамен! И я с трудом передвигаюсь по Садовому кольцу от Курского вокзала к Крымскому мосту как под огнем врага. Через каждую стометровку сажусь отдыхать куда-нибудь на ступенечку. Чудом дошел, чудом добрался до четвертого этажа института, где несколько комнат были заняты под общежитие, завалился в одну из них и рухнул без чувств. Но экзамен-то не ждет! Сколько могли, дали поспать, но когда уже пошел предпоследний страдалец, разбудили, сунули голову под кран и под руки отвели в другой конец коридора, прямо в пасть страшилищу. Беру билет, потупясь, стараюсь не дышать: исключат за пьянку, как пить дать! И отвечаю таким же манером, с трясущимися руками и заплетающимся языком. Экзаменатор смотрит на меня с неподдельным интересом:

— Что, неужели я такой страшный, что трясешься, как баба на сносях? Стыдно, молодой человек! Следующий!

Следующих больше нет — я последний. На ватных ногах, держась за стенку, добираюсь до двери под еще одну презрительную реплику экзаменатора и падаю в руки ожидающих развязки, роняя зачетку: «пятерка»!

…Неожиданная контрольная по немецкому. Сочинение на тему: «Война и мир» Л. Толстого. Для всех трех языковых подгрупп академической группы. Один из согруппников, возмущенный такой нежданной напастью, вместо сочинения рисует очень забавный шарж на Кутузова и сдает его