Читать книгу - "Булгаков на пороге вечности. Мистико-эзотерическое расследование загадочной гибели Михаила Булгакова - Геннадий Александрович Смолин"

такие приманки. А потом простаки вроде меня и прочие бедные недоумки, поверившие, что идут отстаивать идеалы свободы и бороться против тирании, валом повалили на поля сражения – и это принесло финансистам огромные состояния. Широкая общественность до сих пор не ведает, что три триллиона долларов, брошенные, словно кость голодному псу, американскому народу на программу борьбы с нищетой и разные социальные нужды, могут быть присвоены власть имущими совершенно легально. Закон, запустивший в действие механизм Федеральной резервной системы, содержал статью, позволяющую конгрессу национализировать Федеральный резервный банк простым голосованием. Стоит это сделать – и США полностью избавятся от долгов. Разве вы можете быть должны сами себе? Задумались? Вот так-то!

Правда, нашёлся-таки один президент США Джон Фитцжеральд Кеннеди, который собрался сломать механизм ФРС с помощью Его Величества Закона. И прикрыть частную лавочку, заменив её Государством. Естественно, его предупреждали и не раз – тот только отмахнулся. Далее события развивались, как известно каждому: город Даллас, машина Президента США с открытым верхом, снайпер-одиночка Ли Харви Освальд. Заработала машина террора, которая не ограничилась одним убийством президента Д. Кеннеди, за ним последовал его брат министр юстиции Р. Кеннеди, а в дальнейшем и их дети. Свидетели гибли десятками – один за другим. Меч был занесён над всем кланом Кеннеди. А ФРС как существовала, так и действует до сих пор…

Мне было тяжело переживать все это вновь – ворошить в памяти то, что я когда-то постарался забыть раз и навсегда. А когда знаешь то, чего не пожелал бы знать никому на свете, ох как непросто дается забвение! Куда спокойнее и приятнее волноваться по поводу очередного избранника голливудской кинозвезды и смотреть по телевизору мыльные оперы. Я был сыт по горло тайными правительствами и тайными обществами, сплошь состоящими из высокомерных господ, взявших на вооружение мораль: цель оправдывает средства. Значительную часть жизни я провёл среди таких персоналий, которые использовали меня в своих целях, да я и сам во многом был таким же. Самое страшное в них – презрение к жизни как отдельно взятого человека, животного, растения, так и мира в целом. У меня возникло впечатление, что я загнал болезнь внутрь и долгие годы там, в глубине моего существа, развивался воспалительный процесс, а я тем временем убеждал себя в том, что у меня все о’кей, а ежели что, то я сумею позабыть лишнее, напрочь вычеркнуть из памяти неприятное. Самообман продолжался до тех пор, пока в моей жизни не появились Булгаков и его «Записки покойника», втиснутые под обложку старой книги. Они-то и вскрыли, словно скальпелем, болезненный нарыв. Я заново обрел способность ненавидеть, приходить в ярость. Во мне закипала злость на людей без души и сердца, на алчных мерзавцев, что калечат судьбы своих собратьев и разоряют планету. Я злился и на собственное бессилие и трусость. В голове эхом звучали слова писателя Юрия Слёзкина: «Я очень сожалею о том, что струсил. Должен вам признаться, я никогда не отличался особой храбростью».

Я переключил внимание на книгу, которую держал в руках. Какая связь между ней и датами и событиями, указанными в рукописных страницах? Почему, зачем их автор поместил данную хронологию в опус, повествующий о Булгакове и создании им романа «Мастер и Маргарита»?.. Было уже поздно, Ленинка закрывалась. Я захлопнул книгу и двинулся домой, планируя завтра же вернуться в библиотеку и дочитать рукопись.

Все это время, пока я сидел взаперти, штудировал литературу, делал выписки и глушил водку, в моем уединенном логовище беспрестанно звучала музыка Моцарта, Бетховена, Гайдна, Чайковского, Свиридова.

Впервые «Романтическую симфонию» Моцарта я услышал в консерватории, когда мне было пятнадцать лет. Светланов дирижировал оркестром, исполнявшим эту симфонию. Никогда прежде я не сталкивался с таким ясным, мощным и глубоким произведением. Впечатление от симфонии было ошеломляющим. Именно в тот день я решил, пусть жизнь окажется насквозь бесцветной, бессмысленной, пустой – если на свете существуют вещи столь насыщенные и осязаемые, как эта музыка, жизнь, вероятно, стоит того, чтобы за нее держаться. Но потом я почти не вспоминал о Булгакове и его таланте лет до двадцати пяти, когда мне вдруг приснился сон – тот самый, который мне недавно припомнился (чему тоже не найти объяснения).

С той поры я стал покупать лазерные диски с записью произведений Моцарта, Бетховена, Гайдна, Вивальди, Анфосси, Берлиоза, Дебюсси, но делал это бессистемно, наугад. Купив очередной «лазерник», я прослушивал его разок-другой – и отправлял в ящик письменного стола. Мне многое было по душе от бога музыки Моцарта– его «Романтической симфонии» и «Вечернего настроения» до музыки его опер «Дон Жуана», «Волшебной флейты и некоторых других вещей. Я находил музыку Моцарта лёгкой, космической. Часто казалось, что она требует от меня чего-то такого, чего я не мог или не желал отдавать. Поэтому я всегда заявлял, что предпочитаю Моцарта с его необыкновенной гармонией и блестящей, неземной прозрачностью мелодии.

О «Патетической» Бетховена – разговор особый. Огненные ритмы ее первой части причиняли мне физическую боль всякий раз, когда я слушал эту музыку, и снова и снова не только нервы, но даже мышцы и сухожилия натягивались, как струны, подкрученные колками. Симфонии Героическая и до минор, несмотря на все различия в форме и содержании, казалось, имели один и тот же глубинный смысл. Они вели меня в одну Вселенную…Но вот аккорды из бетховенской сонаты «Наттегк1ау1ег» преследовали меня неотвязно. Даже когда я сидел в полной тишине, она вновь и вновь прокручивалась в моем воспаленном мозгу. Ее космос как бы дублировал тот мир, в котором я жил, мир холодной гармонии, где человек открыт для всех со всеми его радостями и печалями. Тот мир держался на неосознанной храбрости и инстинктивной воле к жизни. В нем каждый жил сам по себе, неосознанно становясь отшельником без Бога в душе и без проблеска надежды. Резкие буйные звуки моментально гасили любую искорку света, любой намек на улыбку. За скерцо темп музыки замедлялся, на сердце опускалась такая беспросветная скорбь, какую человеческая натура выдержать не в силах. Тут индивид утрачивал всю яростную волю к жизни, лишался всех надежд; оставалось лишь одно – искать спасения в полном забвении. Эти звуки, ритмы и миры – они и только они стали спутниками моей жизни.

Благодаря постоянно звучащей во мне музыке, литературные произведения Булгакова всем своим существом поселились внутри меня. По мере того как мое знакомство с ними углублялось, они становились моими друзьями.

В тот вечер, когда я вернулся домой из Ленинки, мои мысли