Читать книгу - "Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2 - Петр Александрович Дружинин"

послесловие, но никто не хочет писать этого послесловия о Достоевском, и мы послали книжку без послесловия. Мне кажется, это неверно. Именно потому, что сейчас так остро стоит вопрос о Достоевском, именно поэтому мы должны были сделать настоящее послесловие, которое бы по-настоящему объяснило творчество Достоевского, но мы этого не сделали»[266].

100‐летие со дня смерти В. Г. Белинского

Парад многочисленных юбилеев «великих русских», начавшись еще до войны, не утихал. С особенной помпой праздновалось в июне 1948 г. столетие со дня смерти Белинского[267].

Предварим этот раздел словами О. М. Фрейденберг:

«Попробуйте непочтительно о великом русском народе отозваться, не восхвалить в грозных тонах его великую культуру, его великих писателей и художников! Из Пушкина, бедного свободолюбца, сделали государственно-полицейское пугало. На меня произвело сильнейшее впечатление, когда среди официально-полицейской литературы по сталинизму (так называемым “Основам марксизма-ленинизма”), среди догматических сочинений, инспирированных тайной полицией, я увидела святое имя Белинского. Итак, Белинский был сделан теоретическим кнутом!»[268]

Литературный критик и публицист, истолкователь пушкинского творчества, оказавший серьезное влияние на русскую литературу 1830–1840‐х гг., благодаря советской пропаганде сам превратился в одного из корифеев русской литературы. Слова, написанные вождем пролетарской революции в 1914 г. в статье «Из прошлого рабочей печати в России», стали ему приговором:

«Предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении был еще при крепостном праве В. Г. Белинский. Его знаменитое “Письмо к Гоголю”, подводившее итог литературной деятельности Белинского, было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение и по сию пору»[269].

10 декабря 1947 г. Совет министров СССР принял постановление о праздновании юбилея, а 23 декабря министр высшего образования СССР С. В. Кафтанов подписал приказ, где говорилось:

«В связи с исполняющимся 7 июня 1948 г. 100‐летием со дня смерти великого русского критика, революционного демократа Виссариона Григорьевича Белинского:

1. Директорам высших учебных заведений организовать в юбилейные дни доклады, лекции, литературные вечера, посвященные жизни и творчеству В. Г. Белинского.

2. Учредить по одной стипендии имени В. Г. Белинского в размере 400 рублей в месяц для студентов двух последних курсов»[270].

Но такой констатации показалось недостаточно, и 13 марта 1948 г. С. В. Кафтанов подписал еще один приказ:

«В дополнение к приказу № 1885 от 23 декабря 1947 года о столетии со дня смерти В. Г. Белинского приказываю:

1. Ввести в университетах, педагогических институтах и в литературном институте им. А. М. Горького Союза советских писателей СССР ежегодные чтения, посвященные работам В. Г. Белинского.

2. В высших учебных заведениях создать комиссии по проведению 100‐летия со дня смерти В. Г. Белинского с целью организации:

а) научных конференций;

б) выставок, посвященных жизни и деятельности В. Г. Белинского;

в) лекций и докладов;

г) литературных вечеров и т. д.

3. Включить в темы дипломных и курсовых работ университетов, педагогических и художественных институтов темы, связанные с деятельностью В. Г. Белинского.

4. Кафедре учебного кино Московского педагогического института им. Потемкина создать учебный фильм о В. Г. Белинском для литературных факультетов педагогических институтов и Литературного института им. А. М. Горького Союза советских писателей»[271].

В направляющей статье Министерства просвещения РСФСР о литературных юбилеях лаконично давалась характеристика того, чем является критик для юбилейной пропаганды:

«Характеризуя могучую самобытность Белинского, этого страстного трибуна передовых идей своей поры и великого поборника реалистического искусства, нужно показать, что ни по идейности, ни по глубине реалистических принципов эстетики, ни по публицистической остроте с ним не может равняться ни один из представителей западноевропейской критики того времени»[272].

Эти установки вполне однозначно характеризуют то положение, которое занял Белинской в советской идеологии: став ее символом, он был обречен; но не только на всяческое восхваление, но и на изучение. Исследование наследия Белинского (подобно декабристоведению и пушкиноведению) оказалось оазисом в послевоенной истории литературы, куда устремлялись многие. И хотя такое внимание советской власти сыграло злую шутку с самим Белинским, имя которого еще долго будет сопровождать ореол одиозности, все-таки литературоведение в этой локальной области добилось немалых успехов. В Ленинграде первенствующее положение в изучении Белинского занял Н. И. Мордовченко; эта роль давала ему, с одной стороны, счастливую возможность сохранять лояльность по идеологической части, а с другой – плодотворно заниматься историей литературы. К сожалению, не все смогли или успели занять подобные ниши; к тому же Николай Иванович не имел столь внушительного списка печатных работ, чтобы из них можно было без труда выбирать пассажи для его идеологической проработки.

Чем ближе к юбилею, тем актуальнее становился Белинский. Весной же 1948 г. Белинский стал еще и знаменем борьбы с новой чумой – космополитизмом; обновленная «Литературная газета» во главе с В. В. Ермиловым одной из первых начала борьбу с непонятной эпидемией. 17 апреля редакционная статья на первой полосе сообщала:

«Космополитизм глубоко враждебен интернационализму.

Космополит – это человек, чуждый своему народу, своей родине, ее лучшим традициям, обычаям, культуре и искусству. Объявляя себя “гражданином мира”, он стирает границы между народами, бесцеремонно отбрасывает понятия национальной самобытности и независимости.

Вредоносное, обессиливающее и разлагающее влияние космополитических “теорий” в свое время прекрасно понимали Белинский, Герцен, Щедрин и многие другие представители великой русской литературы. Белинский гневно обрушился на современных ему космополитов – представителей буржуазно-дворянского либерализма, заклеймив их презрительной кличкой “беспачпортных бродяг в человечестве”. Он блестяще доказал, что этим “сторонникам фантастического космополитизма”, болтавшим о превосходстве Западной Европы, равно чужды интересы как русского крестьянина, так и французского пролетария»[273].

В том же номере со статьей «Белинский в борьбе с космополитизмом» выступил и знаменитый московский «доносчик от литературоведения» Яков Ефимович Эльсберг, который заканчивал свой пространный текст следующими словами:

«Читая гениальные, неумирающие статьи Белинского, мы видим, что он не только был нашим прямым предшественником, но до сих пор остается живым участником нашей борьбы с раболепием перед иностранщиной, с “безродными космополитами” и “беспачпортными бродягами в человечестве”»[274].

Таким образом, летом 1948 г. политическая актуальность Белинского оказалась как никогда востребованной властью, превратив столетнюю годовщину критика во всесоюзный митинг борьбы с низкопоклонством перед иностранщиной.

Интерес ленинградских историков литературы к творчеству Белинского ближе к юбилею также стал возрастать как на дрожжах. Даже те, кто не обращался ранее к его творчеству, занялись в связи с юбилеем написанием докладов и статей – складывающаяся идеологическая обстановка требовала от ученых политически актуальных работ, и юбилей «неистового Виссариона» был для этого как нельзя кстати.

Профессор Г. А. Гуковский писал