Читать книгу - "Академия наук на службе России - Арсений Александрович Замостьянов"

одной ступеньки мира познания. Прикладные проблемы всегда для меня являлись бесценным источником формирования математических моделей и, в конечном итоге, методов вычислительной математики. Эти методы отрабатывались именно в связи с решением крупных прикладных задач. Затем они абстрагировались от своих приложений и формулировались как результаты фундаментальной вычислительной науки, применимой к самым разнообразным областям знаний».

– Если в XX веке – торжество физики, то в XXI веке – проблемы жизни, биология. Она будет центральной. И даже можно поставить некоторые вехи ее развития, определить тенденции. В Англии синтезировали одну из 22 хромосом, правда, самую короткую, но, тем не менее, в ней несколько сотен тысяч генов! Это начало… И хотя прогнозировать науку сейчас очень сложно – из-за нелинейности ее развития, но, тем не менее, можно утверждать, что XXI век станет веком глобального изучения генома человека, животных и растений. Сейчас идет массовый поиск путей, как исключать ненужные геномы, мешающие развитию флоры и фауны, и как их замещать теми, которые нужны. Уже научились «отрезать» ферменты, и их уже много… Я убежден, что проблема «конструирования» геномов в XXI веке будет решена.

– Но все-таки в центре будет изучение человека?

– Здесь две стороны. Первая: медицинская, то есть здоровье. Вторая сторона – ужасная! Я имею в виду клонирование людей, о котором все больше и больше начинают говорить. И еще в мою бытность заместителем председателя Совета Министров СССР мы вели речь о контроле за теми работами, которые ведутся в генной инженерии. Но никто не может гарантировать, что даже при жестком контроле, такие работы не будут вестись подпольно.

– А в чем вы видите опасность клонирования?

– Это пойдет во зло человечеству. Допустим, какой-то человек будет клонирован, точнее – его «наследство». Оно само не будет понимать сути происходящего, но начнется «засорение» человечества, так как каждый индивидуум несет в себе не только добро, но и зло. Тут возникают философские проблемы, но даже невооруженным глазом видно, насколько опасно клонирование для нашей цивилизации. И поэтому, когда я говорю о прогрессе биологии, хочу обязательно подчеркнуть: наука должна пойти по пути познания всех геномов человека для того, чтобы научиться лечить болезни, наследственные или приобретенные, в основном за счет изменения генофонда.

– И вы считаете, что это реально?!

– В последние десятилетия пришло понятие о том, как гены «распоряжаются» развитием человека. Причем многие, казалось бы, очевидные вещи приобрели иной смысл.

– Например?

– Считалось, что раковые клетки, если они появляются у человека, животного или растения, означают «начало конца». Однако последние исследования показали, что онкологические гены есть у каждого человека. Не будь их, человек не смог бы вырасти… Плод вырастает из одной клетки: оказывается, это действие онкологического генома, и именно он способствует тому, чтобы клетки воспроизводились с огромной скоростью.

Есть еще «регулирующие» гены, которые и определяют, какому органу и как следует развиваться. В течение девяти месяцев идет гигантская наработка клеток, и, как только новый организм появляется, онкологический ген перестает работать – он отключается, «засыпает». Он может «проснуться» в результате какой-то мутации, и тут же начинает нарабатывать клетки одного типа, то есть возникает раковая опухоль.

– Но ведь это крайность – на самом деле организм способен регулировать рост клеток?

– Конечно. Каждый день происходит приблизительно 1200 мутаций, и некоторые из них «будят» и онкологические гены. Но в организме есть «киллеры», которые убивают опасные клетки, и тогда человек не заболевает. Но постепенно при старении организма его защитные свойства ослабевают, иммунная система изнашивается, «киллеров» становится меньше… Говорят, за жизнь происходит приблизительно пятьдесят делений клеток, а потом этот процесс прекращается. И вот тут онкологический ген вновь выходит на сцену: он становится «мусорщиком» – фактически «убивает» постаревший организм.

– Вы же не генетик, не биолог!

– Ну как же! Я 26 лет работаю в этой области, так что можно считать меня специалистом…

– Но все-таки вы, прежде всего, математик!

– Конечно.

– Но почему в XX веке вы, математики, сначала создавали ядерное оружие, способное уничтожить все живое на планете, а теперь пытаетесь продлить эти же самые жизни? Кстати, и вы, Гурий Иванович, начинали свой путь в науке именно с «Атомного проекта» в Лаборатории «В», что находилась в Обнинске…

– Гуманистические идеалы всегда были присущи ученым. С 1953 по 1956-й я занимался водородной бомбой, то есть мы вели расчеты. Один расчет делал коллектив академика Дородницына, другой проект был в Арзамасе-16, и им помогал академик Келдыш, а мы вели третий проект. Когда мы сделали все варианты, то лучшим оказался «арзамасский проект». Самый интересный, как мне кажется, был наш вариант: «тритий-дейтериевый», но у трития очень короткий период полураспада, а потому его нужно все время обновлять и обновлять… В Арзамасе -16 нашли такое соединение, которое почти не распадается, и это определило победителя в том соревновании.

– И что вы стали делать?

– Теперь, пожалуй, об этом могу рассказать. Я переключился на атомные подводные лодки. У нас было собственное направление: жидкометаллический теплоноситель для реакторов, и наши подлодки стали «охотниками», то есть самыми быстрыми. Такие реакторы используются на флоте до сих пор…

Два эпизода из того времени. Мне кажется, они довольно хорошо передают ту атмосферу, в которой приходилось работать ученым. Хотя случаи весьма необычные…

5 июня 1957 года Марчук защищал докторскую диссертацию. В Обнинске. Одним из оппонентов, как ни удивительно, был кандидат наук Василий Владимиров – блестящий математик, будущий академик и директор Математического института имени Стеклова. После защиты, как обычно, собрались дома у Марчука. Произнесли тост за нового доктора наук. В конце концов, решили, что Владимирову не имеет смысла ехать домой, а лучше заночевать здесь. Тот спокойно уснул. Ни он, ни Марчуки не подозревали, какая суматоха поднялась в связи с «исчезновением» ученого. Дело в том, что он работал у Лаврентьева, занимался ядерным оружием. Супруга Владимирова, которую муж не предупредил, где он находится, ночью позвонила Михаилу Алексеевичу и сообщила об «исчезновении». Лаврентьев связался с Первым главным управлением КГБ. Для розыска Владимирова немедленно были подняты все службы безопасности. Они сработали четко и быстро: пропавший ученый был найден в квартире Марчуков и разбужен. Чем, кстати, был очень недоволен.

Через пару лет Василий Сергеевич сам защищал докторскую диссертацию. Теперь уже оппонентом у него был Гурий Иванович Марчук. После защиты они собрались у диссертанта, чтобы отметить его успех. Когда Марчук уже собирался уезжать, Владимиров напомнил ему о прошлом, и Гурий Иванович заночевал у друга…

Но его спецслужбы не искали – режим изменился, и теперь уже столь пристального наблюдения за создателями ядерного оружия и реакторов не было.

Впрочем,