Читать книгу - "Очень краткая история жизни на Земле: 4,6 миллиарда лет в 12 лаконичных главах - Генри Джи"

Многие муравьи, пчелы и осы развиваются в новое, более интегрированное состояние, независимо от их интеграции с растениями, – если не считать того факта, что эволюция цветковых подстегнула эволюцию этих групп насекомых. Многие представители этих групп живут гигантскими колониями, в которых отдельные особи выполняют специализированные задачи – например по защите колонии или добыванию пропитания. Важно, что размножаться во всей колонии может только одна особь – царица. Так же происходит и в многоклеточных организмах, где задача размножения возложена на небольшую отдельную группу клеток.

Такие колонии являются суперорганизмами. Для них даже характерно собственное поведение, как для отдельных животных. Например, некоторые колонии бородатых муравьев-жнецов, Pogonomyrmex barbatus, в засуху отправляют меньше фуражиров, чем другие колонии этого же вида, компенсируя это основанием большего количества дочерних колоний[379]. Подобно человеку, муравьи находятся в тесной связи с обитающими внутри их бактериями и обитающими возле них животными. Муравьи устраивают грибные сады в своих муравейниках и пасут тлей, которых «доят», чтобы получить выделяемую тлями сладкую жидкость.

Социальность – признак, связанный с успехом[380]. Успех Homo sapiens можно объяснить стремлением к социальности, при которой, как и у общественных насекомых, отдельные люди, как правило, специализируются на определенных задачах. При такой организации можно накопить больше ресурсов при меньших затратах, чем могут достичь индивиды поодиночке. Много ли людей в современном мире могли бы жить с хоть каким-то комфортом, если бы им пришлось самим обеспечивать себя всем необходимым? Так же и у общественных насекомых. Так было задолго до их появления, и так будет и после вымирания человечества. Преимущества от сочетания небольшого размера особи и крупномасштабной сложной организованности постепенно будут становиться все более весомыми.

Со временем, когда углекислого газа для фотосинтеза будет все меньше и меньше, такого рода взаимодействия между разными видами станут все более распространенным явлением. Отдельные особи будут становиться меньше и переходить к более эффективному использованию ресурсов, становясь участниками огромных общественных суперорганизмов. Растения станут полагаться на животных в вопросах обеспечения углекислотой и опыления. Не участвующие в этих взаимодействиях растения в конце концов вымрут. Осы-бластофаги и юкковые моли своим обликом и поведением уже сейчас сильно отличаются от своих вольноопределяющихся неразборчивых родственников.

Растения будут образовывать все более тесные связи со своими опылителями, тем более если это будут общественные насекомые. Изменения будут ускоряться, пока насекомые не станут простыми переносчиками пыльцы и углекислоты. В итоге они окажутся мало отличимыми от микроскопических внутренних органов растения, словно митохондрия – внутриклеточная органелла, когда-то бывшая свободноживущей бактерией. Размножение насекомых полностью синхронизируется с таковым растением. Они станут единым целым.

Но и сами растения изменятся до полной неузнаваемости. По всей видимости, они станут подобными грибам, спрятав большую часть своего тела под землю, где эти производные стеблей и корней разрастутся в большие полые клубни. Там будут обитать производящие углекислоту симбиотические насекомые, теперь похожие больше на микроскопических червей или даже амебоподобные клетки, смысл существования которых заключается в опылении крохотных внутренних цветков. Такие растения будут лишь время от времени выпускать на поверхность фотосинтезирующие органы. Но количество доступного углекислого газа будет уменьшаться, солнечный жар усиливаться, и «время от времени» превратится в «редко», которое, в свою очередь, станет «теперь уже вряд ли».

Впрочем, изредка растения все же будут выстреливать на поверхность маленькие цветки, чтобы, проведя сеанс ветроопыления, поддерживать генетическое разнообразие. Эти же цветки будут, словно маяки, показывать, что еще не все потеряно.

Земля по-прежнему в движении. Через 250 миллионов лет континенты вновь объединятся в суперконтинент, крупнейший из когда-либо существовавших. Как и Пангея, он расположится поперек экватора[381]. Внутренние районы будут самой сухой из пустынь, окруженной горными хребтами титанической высоты и протяженности.

Там будут признаки жизни. Жизнь в море будет проще и сосредоточится в основном в глубоководных районах. Суша будет выглядеть совершенно безжизненной, но это будет обманчивое впечатление: жизнь никуда не денется, но добраться до нее будет непросто. Копать надо будет много и глубоко.

Даже в наши дни множество живых существ обитает под землей, ускользая от внимания остальных, глубже, чем корни деревьев, даже глубже, чем микориза и грибы-рекордсмены, хотя те, скорее всего, могут чувствовать этих невидимок.

Глубоко под землей обитают бактерии, которые разлагают минералы и добывают скудную энергию, превращая эти минералы из одной формы в другую[382]. Этими бактериями питаются крошечные создания[383]. В основном это круглые черви – тип животных, на который обращают меньше всего внимания и которым больше всего пренебрегают. Животные и растения в такой степени заражены круглыми червями, что, как сказал один ученый, если бы все живые существа на Земле, кроме круглых червей, стали прозрачными, все равно можно было бы легко различить призрачные очертания растений и животных, людей и даже почвы у нас под ногами[384].

Жизнь в глубинной биосфере идет так неторопливо, что величавые ледники покажутся на ее фоне гарцующими жеребятами. Настолько неторопливо, что едва отличима от смерти. Бактерии растут крайне медленно, делятся редко и могут жить столетиями. По мере нагревания планеты и исчерпания атмосферного углекислого газа, жизнь в глубине начнет ускоряться.

Солнечное тепло подтолкнет эти изменения, как и вторжение сверху нового типа организмов – трудно представимого объединения организмов, которые когда-то были растениями, грибами и животными, а потом стали последними упрямцами, обитающими близко к поверхности планеты. Эти суперорганизмы привлекут глубинные бактерии к делу, предоставляя тихую гавань в обмен на энергию и питательные вещества, поскольку фотосинтез уже ушел в прошлое.

Подобные грибнице нити суперорганизмов будут пронизывать земную кору в поисках поддержки и новых существ, пригодных для включения в свой состав, до тех пор, пока однажды, ближе к концу истории планеты, все гифы всех суперорганизмов не встретятся и не сольются. Так, возможно, ближе к своему закату жизнь объединится в единую живую сущность, не желающую склоняться перед угасанием света.

Земля по-прежнему будет в движении, но уже в медленном и словно бы болезненном, ведь планета будет уже очень стара, как изнуренный артритом старик. Континентальные плиты скользят уже не так легко, как раньше.

Во времена юности планеты источником конвективного тепла, приводившего в действие дрейф континентов, был распад радиоактивных элементов – урана и тория, синтезированных в последние секунды пылавшей когда-то сверхновой. При образовании нашей планеты эти элементы опустились вглубь одними из первых. Но этот костер сгорел.

Суперконтинент, образовавшийся через 800 миллионов лет после наших дней, будет крупнейшим в истории планеты. И последним. Континенты, чей неустанный бег был вечным стимулом жизни (почти