Читать книгу - "Коллапс. Случайное падение Берлинской стены - Мэри Элиз Саротт"

президентом Филиппин Корасон Акино в Государственном департаменте, когда секретарь подал ему записку с удивительной новостью: «Правительство ГДР только что объявило о том, что оно полностью открывает свои границы с Западом. Следствием этого заявления является полная свобода передвижения граждан через нынешние границы между Восточной Германией и Западной Германией». Бейкер произнес спонтанный тост, и, как только представился момент вежливо удалиться, он помчался в Белый дом, чтобы обсудить эту ситуацию с президентом Джорджем Бушем-старшим.

Буш, занятый подготовкой к правительственному ужину с Акино и поездке в Техас для участия в празднованиях в честь предстоявшего Дня ветеранов, все же успел найти время и поговорить с журналистами. Он прочел заранее подготовленное заявление, сказав, что приветствует «решение руководства Восточной Германии открыть свои границы», но подчеркнул, насколько важно сохранять хладнокровие. Как позже сообщала Лесли Шталь в вечерних новостях CBS, «президент Буш сегодня прошел по тонкой грани между своей осторожной политикой по отношению к Восточной Европе» и упоением триумфом. «Меньше всего ему хотелось бы спровоцировать взрыв перемен и провозглашать победу». Буш дал понять, что «Белый дом не собирается злорадствовать по поводу событий в Восточной Германии. Господин Буш даже посоветовал гражданам ГДР не покидать своей страны». Телесеть показала, как Шталь сказала Бушу: «Вы не выглядите ликующим, и хочется спросить, не оттого ли это, что вы думаете о проблемах?» Буш ответил: «Я не слишком эмоциональный человек». Так совпало, что в тот же день президент получил сообщение от журналиста Тима Рассерта о том, что NBC вскоре огласит результаты опроса общественного мнения о популярности президента. Этот опрос показывал, что в ноябре 1989 года у Буша был рейтинг одобрения выше, чем у его предшественника Рональда Рейгана. Вероятно, Буш считал это подтверждением верности осторожного подхода к внешней политике.

Пожалуй, в самом неловком положении из-за заявления Шабовски из всех лидеров оказался Гельмут Коль. Если бы хоть кто-то в Бонне имел представление о важности событий в Восточном Берлине, Коль и множество сотрудников его администрации не уехали бы 9 ноября в Польшу с важным и продолжительным визитом, приуроченным к пятидесятой годовщине начала Второй мировой войны. Но они ничего не подозревали, поэтому канцлер ФРГ и его огромная свита прибыли в Польшу, как и было запланировано, в 15:00 – к началу мероприятий, которые должны были продлиться до 14 ноября. Лучшие западногерманские корреспонденты также сопровождали канцлера, в результате чего они лишили себя возможности сделать репортаж о неожиданных событиях в разделенном Берлине.

График визита канцлера в Польшу включал не только правительственный ужин и многочисленные мероприятия в Варшаве, но и поездки по стране на протяжении нескольких дней. Коль хотел продемонстрировать своим продолжительным визитом, что немцы и поляки перевернули страницу трагического прошлого и что Бонн поддержит Варшаву на ее пути к новому, более демократическому будущему. Как Коль объяснял президенту Франции Франсуа Миттерану за три дня до поездки, он планировал предложить Польше «масштабную экономическую и финансовую программу помощи».

По прибытии канцлер побеседовал с Тадеушем Мазовецким – бывшим активистом «Солидарности» и новым премьер-министром. В 18:05 Коль встретился с лидером «Солидарности» и лауреатом Нобелевской премии Лехом Валенсой. Польша и Германия находятся в одном часовом поясе, и Коль и Валенса общались как раз во время пресс-конференции Шабовски в Восточном Берлине. Валенса удивил Коля, спросив, что может означать для Польши открытие передвижения через Стену. Это был чисто гипотетический вопрос, потому что новостей о пресс-конференции они в ходе своего разговора не получали. Коль отмахнулся от этой идеи, но заметил, что правящему режиму ГДР явно осталось недолго. Жестокий бескомпромиссный курс Хонеккера был обречен на провал, добавил он. Если бы Хонеккер на два года раньше разрешил свободные выборы, размышлял Коль, то его партия могла бы и выжить; теперь уже было слишком поздно. Валенса стоял на своем и выразил опасение о вероятности «революционного хаоса» в ГДР и того, что это задвинет проблемы самой Польши на второй план. Коль же сохранял невозмутимость. В ответ он указал на позитивный фактор мирного течения протеста в Восточной Германии, сказав, что хотя недавние демонстрации в ГДР собрали свыше полумиллиона участников, «ни одно окно не было разбито. Это действительно примечательно». Однако Валенса не унимался со своими вопросами и опасениями. Когда они завершили беседу и Коль уехал, чтобы подготовиться к правительственному ужину в 20:30, новости о заявлениях Шабовски начали распространяться не только в разделенной Германии, но и в Польше.

Коль и большинство его советников находились на разных встречах в Варшаве и не смотрели Шабовски по телевизору. Эдуард Аккерман – советник канцлера по связям со СМИ – и Йоахим Биттерлих – советник по Западной Европе – были среди немногих, кто остались в Бонне. В отличие от Коля и его помощников в Варшаве, Аккерман и Биттерлих могли посмотреть пресс-конференцию Шабовски. Аккерман позвонил в Варшаву и сказал, что ему нужно переговорить с самим канцлером, как только закончится ужин.

За ужином Мазовецкий произнес речь, в которой были поразительно своевременные слова «Мы живем в эпоху прорывов». Сразу после ужина Коль смог наконец связаться с Бонном. «Господин канцлер, пока мы говорим, падает Стена!» – объявил Аккерман в присутствии Биттерлиха. Коль отреагировал скептически: «Вы уверены?» Помощник ответил, что да, он уверен, потому что ему уже доложили о восточных берлинцах, перешедших на западную сторону. Коль все равно сомневался и начал спрашивать, кто там еще с Аккерманом и не воспользовались ли они случаем, чтобы выпить на рабочем месте. Помощники заверили его, что нет, они не выпивают, и согласились держать босса в курсе. В Варшаве невозможно было принимать сигнал западногерманских телеканалов, даже в посольстве ФРГ, поэтому канцлеру пришлось полагаться на телефонные звонки из Бонна, но даже этот источник информации представлялся не слишком надежным. Наземные телефонные линии в гостевом доме, где их разместили, вероятно, прослушивались. Советник Коля по внешней политике, Хорст Тельчик, также находившийся в Варшаве, вспомнил, что кроме этой линии у них есть только старый полевой телефон, какой использовали военные, но он устарел и им едва ли удалось бы воспользоваться.

Зато у них была бутылка крымского игристого вина – советской вариации шампанского. Это был приветственный подарок от поляков, который поставили в гостевом доме специально к их приезду. Тельчик и Юлиана Вебер – референт Коля – решили угоститься и отметить новость, но Коль воздержался. Тельчик потом вспоминал, что канцлер как будто слегка отключился от происходящего. Вскоре Коль решил сделать решительный шаг и прервать государственный визит ради недолгого возвращения на Запад. Сначала он намеревался заехать