Читать книгу - ""Всего я и теперь не понимаю" - Александр Гладков"

Сказал, что врачи запретили З.Н. некоторое время работать. В «Даму» будет введена другая актриса (?), какая именно — еще неизвестно.

8-го, кажется, он послал из Ленинграда телеграмму Вишневскому с предложением возобновления сотрудничества. Я мог бы торжествовать — это, разумеется, результат моей пропаганды (но и шока от неудачи «Наташи»). Но не поздно ли? То, что в январе можно было осуществить просто и легко, теперь уже труднее.

Вишневский ответил ему, что согласен, но при условии, если Мейерхольд «выступит перед общественностью с открытой критикой своих формалистических ошибок». В.Э. еще не ответил ему, и чувствуется, что такая ультимативная форма согласия для него оскорбительна и неприемлема. Мало того — оказывается, в последнем номере «Советского искусства» Вишневский дал об этом сообщение в стиле «гора пришла к Магомету», а редакция снабдила это заголовком: «Ждем ответа от Мейерхольда». В.Э. советуется, как ему поступить. Я с приездом Арбузова прозевал этот номер газеты, и мне почему-то никто не сказал. Так как инициатива (телеграмма) исходила от самого В.Э., то обижаться глупо: надо пренебречь его «ультиматумом» и попытаться все же наладить отношения. Вишневский сейчас в запале, занят «добиванием» Киршона и горячится. Но, конечно, его ответ неумен и мелок. Я рассказываю В.Э. про выступления Вишневского на собраниях, на которых я присутствовал, и вообще обо всем, что происходит в Союзе писателей и вокруг. Он сказал, что в Ленинграде уже прорабатывают Пиотровского 78. Обо всем этом, как и о последних арестах, говорим, ограничиваясь информацией, без комментариев, что по-своему не менее содержательно. По-моему, тут мы понимаем друг друга без слов. Юдин приезжал в Ленинград и навел там страху...

Снова обещал мне на днях подробный разговор о делах НИЛа. Скоро в театре будет общее собрание с докладом В.Э., к которому он готовится. Но он, кажется, и сам еще не знает, каковы те перспективы, которые он наметит.

Волосы его чуть-чуть отросли и торчат непривычным ежиком. Он бледен и кажется усталым.

Уйдя от него — просидел часа два с половиной, — думаю: каков все-таки идиот Вишневский...

МХТ едет на Всемирную выставку в Париж.

На последнем собрании партгруппы Союза Ясенский, защищаясь, объяснял темные стороны своей биографии («легионерство» в Польше, рекомендации Домбаля и дружбу с Авербахом) случайностями и упорно отрицал даже «ошибки», а Киршон уже поливал Авербаха грязью и отмежевывался от него. Вишневский назвал Мирского «грязным врангелевцем». Сегодня в «Правде» Крючков называется «грязным дельцом».

17 мая

Уже несколько дней интенсивно пишу 1-й акт «Красной площади».

Вечером с Алешей на концерте Гаука: 1-я и 9-я симфонии Бетховена. После долго бродим по ночному городу и говорим об искусстве...

Мои ближайшие приятели относятся к истории и политике примерно как к погоде: на плохую досадуют, хорошей радуются, но мало вдумываются в смысл происходящих событий. Я тоже не очень хорошо понимаю то, что происходит: закулисная сторона темна и неясна, а видимая часто отвратительна. Многие ограничиваются тем, что усматривают справедливость в падении Киршона, потому что он был «прохвостом», но ведь Воронский не был прохвостом. Допустим, Киршон — прохвост, Павел Васильев — кулак и антисемит, Авербах — интриган и властолюбец. Но это все им инкриминируется только, так сказать, попутно. А когда говорят о хороших людях, попавших в водоворот расправ, то обычно умиротворенно добавляют: «Лес рубят — щепки летят». Это кажется убедительным, если не задуматься над тем, а нужно ли рубить лес...

Сегодня с утра не читал газет: пришлось рано идти в театр, и только вечером взял «Правду». Во всех областях и республиках идут партконференции, летят секретари, всюду находятся «враги народа». Подвал Кирпотина «Троцкистская агентура в литературе». Главный демон — Авербах; подручные: Либединский, Чумандрин, Макарьев, Горбачев, Пильняк, Болотников, Беспалов, Корабельников. Мимоходом называется и Н.Эрдман. «Врагам» в числе прочего инкриминируется то, что они внушали писателям «преуменьшать роль Сталина в обороне Царицына».

Я далек от высоких политических кругов и не могу судить о политическом и моральном уровне таких людей, как Пятаков, Сокольников, Радек и пр. Допустим, они мерзавцы. Но ведь Ленин работал с ними долгие годы и дольше, чем с иными из нынешних лидеров. Но я очень сомневаюсь в «троцкизме» Авербаха, Ясенского, Киршона и других. Это не люди искусства: карьеристы и честолюбцы, но никакие не «троцкисты». Их, правда, мало кто жалеет. Молча жалеют Ивана Катаева, Воронского, м.б., Афиногенова и еще кое-кого. Иногда обвинения ставятся как-то уж очень по-детски. Мирский, видите ли, обругал Фадеева. Это попахивает сведением счетов. Сводить счеты — черта человеческая, но не там, где это пахнет кровью. А Фадеев, из-за которого хотят снять голову с Мирского, держится как-то в стороне. И он, и Ермилов были ближайшими друзьями Авербаха, но их это все как бы не касается. Или они где-то уже «оправдались»?

Днем я встретил Х., которого давно не видел. Он лопался от желания поболтать со мной, но я торопился. Успел мне только сказать, что в Испании уже сформировано правительство Негрина. Рассказал нечто туманное о причине опалы Тухачевского: какая-то связь с Путной, адъютант Смутный... Все это малопонятно и неубедительно. Или Х. не договаривает, или сам ничего не знает толком, хотя говорит с привычным апломбом.

А между тем наступает лето — то самое восхитительное московское лето, которое я так люблю...

18 мая

Жду прихода В.Э. в театр, чтобы окончательно решить вопрос о моем уходе или об отпуске. Болтаться без дела бессмысленно, а при создавшемся положении из всех прожектов НИЛа и наших совместных с В.Э. литературных предприятий ничего получиться не может. Сам В.Э., как мне кажется, сейчас плывет без руля и ветрил, а впереди рифы и скалы. К.И.<Гольцева> сказала мне, что на меня написан донос по поводу моих лекций, но куда он пошел, она толком не знает, и кто подписал — тоже не знает... или не хочет говорить. Но я догадываюсь. Бесспорно, что на ближайшем «активе» или общем собрании против меня выступят кое-кто из ничтожеств, прикрывающихся партбилетами, или из «общественности». Самое лучшее — под тем или другим предлогом перестать бывать в театре, ибо обороняться при разгуле демагогии невозможно. Хуже всего, если обстоятельства потребуют от В.Э. отмежеваться от меня. Это мне будет больнее всего, хотя я смогу понять всю вынужденность этого поступка.

Я попробовал рассказать о моих опасениях Арбузову, но он ничего не понял, хотя желание «уйти» из ГосТИМа одобряет, но по иным основаниям.

Сегодня в «Правде» достается и И.Альтману. За одну из формулировок какой-то его статьи в