Читать книгу - "Наши за границей - Николай Александрович Лейкин"

– Prenez seulement place[282], – указал извозчик.

– Садись, Николай Иваныч… Мы доедем до улицы Лафайет, а там будем искать. Я помню, что три или четыре переулка от улицы Лафайет.

– Два, а не четыре. Мне помнится, что два.

– Где тебе знать, коли ты по сторонам зевал! Я улицы замечала, я и про Жерома вспомнила, и про угольщика Жака. Садись скорей.

– Ах, какая беда стряслась! – кряхтел Николай Иванович, залезая в экипаж. – Ну как мы теперь ночью будем разыскивать переулки!

Извозчик стегнул лошадь. Поехали.

– Помнится мне также, что в одном переулке, через который мы проходили из гостиницы в рю Лафайет эту самую, была вырыта яма и в ней копались около тротуара два блузника, – сказала Глафира Семеновна, припоминая местность.

– А мне помнится, что недалеко от гостиницы была решеточка такая железная с шишечками, – прибавил Николай Иванович.

– Ври больше! Решеточка с шишечками совсем в другом конце города, около церкви Нотр-Дам.

– Врешь, врешь! Там еще мальчишка стоял и какую-то трещотку вертел.

– Дурак! Да разве можно по мальчишке с трещоткой замечать! Ну мальчишка с трещоткой днем стоял, а ведь уж теперь ночь. Неужели так до ночи и будет с трещоткой стоять!

– Да ведь я к слову, Глаша. Ну чего ты сердишься? И наконец ругаться. Люди в несчастье, не знают, как домой попасть, а она ругается.

– Да тебя мало ругать, мало! Батюшки! Да ты пьян, ты клюешь носом! И чего ты этого коньячищу в театре насосался!

– Я не пьян. Я ни в одном глазе…

– Не пьян… Целый графин высосал.

– Графин… Говорить-то все можно. Разве это графин! Разве такие графины бывают? Бородавка какая-то вместо графина. В нем и стакана коньяку не было.

– Боже мой, Боже мой! У тебя даже язык заплетается… Впопыхах-то я сначала и не заметила. Ну что я буду делать с тобой пьяным? Ведь нас в часть возьмут, в полицейскую часть.

– Успокойся, здесь частей нет. Здесь цивилизация. Да и пьяных никуда по высшей цивилизации не берут.

– Пьяница!

– Я пьяница? Нет, пардон, мадам.

– Молчи.

Вскоре супруги подъехали к рю Лафайет. Извозчик указал на улицу.

– А рю Лаффит? – спросила Глафира Семеновна.

– Се n’est pas loin, madame[283].

– Ну куда теперь ехать? Надо выйти из экипажа и искать переулки пешком, – сказала Глафира Семеновна. – Коше! Арете…[284] Выходи, Николай Иваныч. Рассчитывайся с извозчиком.

– Зачем выходить? Прямо… – бормотал Николай Иванович пьяным голосом, но все-таки, выпихнутый Глафирой Семеновной, вышел и стал отдавать извозчику деньги.

– Батюшки! Да ты до того пьян, что качаешься. Вот тебя до чего развезло! Ночь, чужой город, пьяный муж… Ну что мне с тобой теперь делать! – восклицала Глафира Семеновна.

XXXV

Николая Ивановича действительно, как говорится, совсем развезло от выпитого коньяку, когда он с супругой приехал в улицу Лафайет. Приходилось искать гостиницу, где они остановились, но к этому он оказался решительно неспособным. Когда он рассчитался с извозчиком и попробовал идти по тротуару улицы, его так качнуло в сторону, что он налетел на громадное зеркальное стекло шляпного магазина и чуть не разбил его. Бормотал он без умолку.

– Шляпный магазин… Вот хоть убей – этого шляпного магазина я не помню; стало быть, мы не туда идем, – говорил он.

– Да что ты помнишь! Что ты можешь помнить, ежели ты пьян, как сапожник! – восклицала Глафира Семеновна, чуть не плача, и взяла мужа под руку, стараясь поддержать его на ходу.

– Врешь. Решеточку с шишечками я помню чудесно. Она вот бок о бок с нашей гостиницей. А где эта решеточка с шишечками?

– Иди, иди, пьяница. Господи! Что мне делать с пьяным мужем!

– Глаша, я не пьян… Верь совести, не пьян.

– Молчи!

Но Николай Иванович не унимался. По дороге он задирал проходящих мальчишек, останавливался у открытых дверей магазинов с выставками дешевых товаров на улице около окон; у одного из таких магазинов купил он красную суконную фуражку без козырька с вытисненной на дне ее золотом Эйфелевой башней и даже для чего-то надел эту фуражку себе на голову, а шляпу свою понес в руке.

– Снимешь ты с своей головы эту дурацкую фуражку или не снимешь, шут гороховый! – кричала на него Глафира Семеновна.

– Зачем снимать? Это на память. Это в воспоминание об Эйфелевой башне. Пусть все видят, что русский славянин Николай Иванов…

– Пьян? Это верно. Это всякий видит.

– Не пьян. Зачем пьян? Пусть все видят, что русский славянин из далеких северных стран побывал на выставке и сочувствует французам! Вив ля Франс… Глаша! Хочешь, я закричу вот на этом перекрестке – вив ля Франс?..

– Кричи, кричи. Но как только ты закричишь, сейчас же я тебя брошу и убегу. Так ты и знай, что убегу.

– Постой, постой… Хочешь, я тебе вот этот красный корсет с кружевами куплю, что в окне выставлен?

– Ничего мне не надо. Иди.

– Отчего? Вот корсет так корсет! Русская славянка, да ежели в этом корсете! А ты хочешь ногу телятины? Вон нога телятины в магазине висит. Глаша! Смотри-ка! Телячьи-то окорока у них продают в бумажных штанинах с кружевами. Вот так штука! Батюшки! Да и сырые телячьи мозги в коробке с бордюром. Ну мясная лавка! У нас магазины бриллиантиков на Невском такой роскоши не видят. Хочешь мозги? Завтра отдадим хозяйке, чтоб она нам на завтрак поджарила.

– Нужно еще прежде хозяйку найти. Где она, хозяйка-то гостиницы? Где сама гостиница-то?

– Ищи решетку с шишечками и найдешь.

– Далась ему эта решетка с шишечками!

– Ах, ах, веер из павлиньего пера в окошке! Хочешь, этот веер тебе куплю?

– Ничего мне сегодня не надо. Иди только. Нет, я окончательно сбилась, – произнесла наконец Глафира Семеновна. – Решительно не знаю, куда идти.

– А я знаю. Прямо. Сейчас и будет решетка с шишечкой. Городовой! Же рюсс славянин де норд. Глаша, как по-французски решетка с шишечкой? Вот городовой на углу стоит.

Но тут Глафира Семеновна, дабы избежать скандала, потянула Николая Ивановича в переулок и со слезами проговорила:

– Николай Иваныч! Уймешься ли ты? Эдакое несчастие случилось, люди потеряли свою квартиру, не знают, где переночевать, а ты клоуна из себя строишь!

– Я клоуна? Я? Потомственный почетный гражданин и кавалер?..

– Постой… Кажется, напали на след. Вон в переулке: яма вырыта… Мы мимо этой ямы шли… – несколько оживилась Глафира Семеновна. – В ней еще тогда два блузника землю вынимали.

– Шли, шли… Да… Теперь еще решеточку с шишечкой…

– Прикуси язык насчет решетки с шишечкой. Что