Читать книгу - "Моя Америка - Шерман Адамс"

—      Что бы вы сделали, — говорил я, — если бы кто-нибудь повесил русский флаг над вашей казармой? Или северокорейский? Или коммунистического Китая?

Он захлопнул большую красную книгу, напоминавшую телефонный справочник.

—      Пожалуй, ты прав, Адамс. Я сорвал бы проклятые коммунистические флаги! Даю тебе шанс. Не стану отправлять тебя в военный трибунал. Присуждаю тебя к выполнению двух тяжелых работ в соответствии с параграфом пятнадцатым.

Когда я выходил от капитана Уоллеса, у дверей стоял белый сержант, кипящий злостью.

—      Если бы ты сорвал мой флаг, Адамс, я застрелил бы тебя на месте.

После этого он дал мне самую скверную работу, какую только смог подобрать. Я должен был прорыть траншею вокруг казармы глубиной в один метр и содрать жвачку с пола в столовой и актовом зале.

В штате Техас отношения между черными — гражданскими и военными — были далеко не блестящими. Мы относились пренебрежительно к тем, кто оставался здесь и не уезжал на Север, с тем чтобы освободиться от сегрегации и других атрибутов апартеида. Они плохо думали о нас, солдатах, потому что у нас всегда имелись деньги, а они были ужасно бедными. Но мы застряли на Юге не по своей воле — черные солдаты только и мечтали о том, как бы отсюда уехать.

Как-то вечером я вместе с несколькими другими черными братьями зашел в кабачок, где выступали артисты-гастролеры. Помещение заполнили черные со всего южного Техаса — они пришли послушать своего идола.

Вдруг наш товарищ, Маленький Том, вскочил на стол и сбил на пол все бутылки и стаканы. Затем начал танцевать и одновременно кричать:

—      Господи, я должен уехать из Техаса, прежде чем сойду с ума!

Хозяин заведения, большой сильный парень, рванулся к нам с поднятым пистолетом 38-го калибра в одной руке и большой дубиной в другой. Женщины стали кричать и бросились на пол. Хозяин подбежал ко мне и приставил пистолет к виску. Никогда в жизни я не был так напуган.

Я не стал дожидаться, когда раздастся выстрел, а выскочил через окно и побежал к автомобилю. Парень по имени Гиллиан, которому нанес удар в спину сын владельца бара, лежал на переднем сиденье и истекал кровью. Мы отвезли его в госпиталь.

На следующее утро я вместе со своими товарищами шел в столовую. Около нас остановился автомобиль, и чей-то голос произнес:

—      Вон тот большой ниггер с широкими плечами.

Один из находившихся в машине был из следственного отдела ВВС. Рядом с ним сидел человек с крупным лицом и со звездой шерифа на груди. Они посадили меня в машину, отвезли в казарму. Там мне приказали явиться к шерифу на следующее утро.

Когда я явился в контору шерифа, там уже ожидал меня прокурор, заявивший, что намерен обвинить меня в «нарушении порядка».

—      Что?! — возмущенно закричал я. — А как поступили с тем, кто угрожал жизни многих людей и собирался меня убить? А с его сыном — он ведь чуть не убил другого солдата?!

Прокурор с гневом смотрел на меня. Вероятно, ему еще никогда не приходилось встречаться с тем, чтобы какой-то цветной кричал на него. Он заявил, что в Техасе закон разрешает носить оружие и что мистер Джонс, собиравшийся застрелить меня, имел на это полное право.

Я был приговорен к принудительным работам по 16 часов в день. Мне приказали разгружать грузовик с мясом, курсировавший в течение всего дня, и чистить кастрюли на кухне.

...Со мной случился приступ. Врачи назначили операцию. В это время меня посетили в госпитале капитан Эдвардс и два других старших офицера: один — из штаба ВВС в Уако, а другой — член военного трибунала майор Стенли Карва.

Майор рассказал, что судья, приговоривший меня к штрафу в 100 долларов, потребовал моего ареста за неуплату штрафа. Отделение Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения отказывается взять на себя оплату штрафа и не собирается обжаловать приговор. Я знал, что ассоциация получает деньги из Фонда Рокфеллера и имеет возможность бороться против решения суда, но напомню: то, о чем я рассказываю на этих страницах, произошло за несколько лет до начала массовых демонстрации за свободу на Юге, задолго до «похода на Вашингтон», за десятилетие до исчезновения табличек «только для белых».

Если бы НАСПЦН обратилась в Верховный суд США, она выиграла бы дело. Но бюрократический процесс, на который потребовались бы годы, был слишком длительным для многих людей моего поколения. Мы требовали предоставления свободы немедленно. Поэтому мое дело было не совсем обычным.

Три офицера, стоявшие у моей кровати, хотели заставить меня выплатить штраф за то, что я ниггер и сидел напротив белой дамы.

—      Ты должен уплатить штраф, Адамс, — сказал офицер из Уако.

— Я не уплачу ни одного цента за расизм, — ответил я.

—      Если ты не заплатишь, из Бей-Сити приедет шериф и арестует тебя.

Я взывал к их северному либерализму:

—      Здесь Техас. Разве вы не знаете, что случается в тюрьмах с черными?

Они откашлялись, а капитан Эдвардс сунул под подушку 100 долларов и попросил меня уплатить штраф. Я сказал, что для меня это вопрос гордости и принципов, и я никогда не буду подчиняться требованиям проклятых расистских табличек, если даже шериф приставит пистолет к моей голове.

Они посмотрели друг на друга и ушли.

После операции я вновь возвратился в казарму... и продолжал отбывать наказание. Я не знал, дало ли военное командование разрешение шерифу арестовать меня.

Но однажды за мной приехал полицейский, надел на меня наручники и привез в штаб. Там сидели майор Карва и белый шериф из Бей-Сити. Полицейский снял с меня наручники, а шериф заложил мне руки за спину и надел другие, техасские. Последними словами майора Карвы были:

— Мы искренне огорчены, что должны были так поступить, Адамс!

Шериф отвез меня в Браунсвилл и запер в тюрьме «Камерон». Те же мексиканские заключенные продолжали сидеть в тех же самых камерах, а я оказался в камере с одним чикано, который не знал ни одного слова по-английски. Через решетки мы видели Рио-Гранде и неоновые лампы города. Утром следующего дня пришел шериф и отправился со мной в долгий путь от Мексиканского залива в Бей-Сити.

Еще 43 дня за решеткой

Техника идет вперед и в американской тюремной службе. В одной из тюрем