Читать книгу - "Мифы драгоценных камней. От стрел Амура и яблока Адама до живого серебра и кожи Великого Полоза - Владимир Печенкин"

«Сих камней должно быть двенадцать, по числу сынов Израилевых, по именам их; на каждом, как на печати, должно быть вырезано по одному имени из числа двенадцати колен» (Исх. 28:21). Но связь между свойствами камней и характерами сыновей Иакова взята Епифанием произвольно. Например, вавилонский сердолик – это образ первенца Иакова – Рувима, ибо он был силен и крепок в сражении; сапфир соответствует Иссахару, потому что тот делал добро и был праведным земледельцем; яспис – Завулону, так как он был человек добрый, кроткий и смиренный, и так далее[177].

Но символика двух минералов представлена особо и рассмотрена подробнее. Это карбункул и яхонт: камень Иисуса и камень Антихриста. Карбункул соответствует колену Иуды, из которого много позже явится Иисус, а из колена Данова, которому соответствует яхонт, в будущем родится Антихрист. Об этом пророчествовал их отец Иаков: «Молодой лев Иуда… поклонятся тебе сыны отца твоего» (Быт. 49:8–12); «Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад» (Быт. 49:16–17).

Карбункул «находят ночью в той земле, ибо его видно издалека: он светится, как свеча, или же мечет искры, как уголь, и его ищут и находят по свету; будучи взят и завернут в какую-нибудь ткань, он все равно сияет сквозь ткань. Этот камень есть образ Иуды, четвертого сына Иакова, царского колена, из “которого произойдут цари”» (Быт. 35:11)[178]. И царям, подобно карбункулу, свойственно светить и жечь – миловать и наказывать. Так и Христос светит во тьме неверия, прощает и наказывает.

Представляя камень Дана, автор Палеи приводит уже знакомый нам рассказ Синдбада-морехода (правда, касающийся алмазов) и сообщает «лечебные» свойства яхонта, который много позже получит уральский минерал орлец.

Библейский яхонт находят в глубине варварской Скифии. «Здесь, во внутренних степях великой Скифии, есть очень глубокая, недоступная человеку пропасть, как бы огражденная со всех сторон каменными стенами, так что если кому-то хочется посмотреть сверху, как бы со стены, то не видно дна из-за мрака на глубине. Но туда из окрестных царств посылают осужденных, чтобы они или погибли, или, добыв камень яхонт, были прощены. Когда туда приходят родственники, они режут ягнят и, сняв с них шкуру, бросают их на дно этого ущелья; там камень яхонт прилипает к их мясу. Орлы, живущие в том ущелье, спускаются на мясной запах ко дну и поднимают туши с прилипшими камнями; и когда они съедят мясо, то камни остаются на том месте, где сидел этот орел; так добывают этот камень. Этот камень имеет такие свойства: брошенный на горящие угли, он тушит огонь, сам же остается невредимым; если кто-то обернет его тряпицей и будет держать над огнем, то он обожжет себе руку, а тряпица останется невредимой. Говорят, что он полезен роженицам»[179].

Согласно Палее, Дан открывает душу своим сыновьям: «Мое сердце и душа были немилосердны к брату Иосифу, и я подстерегал его, как рысь козленка; но Бог отца моего избавил его от моей руки и не дал мне совершить этого преступления, чтобы не был сокрушен двенадцатый скипетр Израиля. Но по прошествии времен и сроков вашим вождем станет Сатана»[180].

Потому яхонт и связывают с Антихристом, потомком Дана, что его жилище в пропасти бездны.

В Палее не только рассмотрена символика библейских самоцветов, но и представлены их целебные качества. Приведем пример второго камня в наперснике: «Второй камень – топаз, его находят в индийском городе Топазе; в нем тоже есть целебная сила: когда его точат на оселке, то он испускает не красный, своего вида, сок, а подобный молоку; этим соком можно наполнить сколь угодно много сосудов, сам же точимый камень не уменьшается ни в размере, ни в весе, но остается в своих пределах, источая сок; этот сок лечит глазные болезни, затем исцеляет от водянки, которая доводит до безумия, лечит и от морской ягоды»[181].

Позже, в византийском ювелирном искусстве, камни стали восприниматься как аналог человеческой личности. Недаром у апостола Петра встречается понятие «живые камни»[182], которое относится ко всем христианам.

В выборе самоцветов для украшения церковной утвари главным было духовное значение, определяемое прежде всего цветом камня, а его размер и яркость показывали только степень значимости, при этом форма не имела принципиального значения. Обработка сводилась исключительно к выявлению главного – цвета: камни не гранились, их природная форма сохранялась. Камень только полировался, чтобы снять природную шероховатость поверхности и впустить в свет, благодаря чему самоцвет загорался внутренней красотой. Камни в прямом смысле получались «живыми». Происходило как бы их духовное преображение. И здесь прослеживается символическая параллель: так и душа человека, очищаясь от всего наносного, греховного, впускает в себя Божественный свет. Мастера использовали камни разного цвета, непохожей формы, но в целом все это – в удивительной гармонии! Золотые оклады Евангелия, украшенные самоцветами, хранятся в Оружейной палате Московского Кремля, во Владычной палате Кремля Великого Новгорода и в других музеях нашей страны.

В западной церкви сложилась другая ситуация. Римляне оставили богатое наследие гемм, которое частично погибло при разграблении их империи. Но оставшиеся неожиданно обрели вторую жизнь. Бенвенуто Челлини[183] в «Жизнеописании» вспоминает, как крестьяне из окрестностей приносили ему античные резные камни, найденные в земле. Ко времени Возрождения прелаты католической церкви уже отказались от аскетизма и уравнительной бедности первых веков христианства. Теперь им требовались роскошные регалии, подчеркивающие их церковную иерархию, и античные геммы пришлись кстати. Началось их переосмысление и переработка сюжетов, и для многих это означало новую жизнь. Где-то для пояснения сюжета необходимо было добавить крест и соответствующий текст, чтобы изображение императора превратилось в одного из евангелистов. А порой и менять ничего не приходилось: амуры и крылатая богиня победы Ника легко «превращались» в ангелов, Юпитер с орлом у ног трактовался как Иоанн Евангелист, Персей и Орфей выдавались за Давида, Беллерофонт – за святого Георгия. Спор Афины с Посейдоном оборачивался иллюстрацией мифа о грехопадении Адама и Евы, и так далее. Оклады священных книг, реликварии с мощами, церковная утварь отныне украшались частично отреставрированными и «доработанными» геммами. Так иерархи церкви приспосабливали мифологию античности для новых нужд.

Но иногда, видимо, сам бес вмешивался в работу средневековых «реставраторов». О. Я. Неверов приводит примеры[184], когда наряду с «новообращенными» «фортунами» и «пастырями» в самом неподобающем месте оставалась голая Венера, вводя в искушение слишком глазастого прихожанина, а то и вовсе на виду оказывался непристойный Приап[185].

Да, попытка «приспособить» античные легенды для нужд церкви не всегда оказывалась удачной, а собственных «минералогических» мифов почти не удалось создать. Единственный минерал, который был мифологизирован церковью, – гелиотроп.

Гелиотроп – непрозрачная темно-зеленая разновидность скрытокристаллического кварца (халцедона) с