Читать книгу - "Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры - Егор Станиславович Холмогоров"

охранительницею и блюстительницею общественного спокойствия, самою верною и надежною», — провозглашал ещё в 1832 году М. Погодин, заступая на кафедру в Московском Университете. Университетские кафедры истории и словесности в мире уваровского «нацбилдинга» были главными сборочными цехами. Именно достижения русской истории и филологии составляют главную гордость уваровского «направления»: «К какому прибегнули мы средству и какое орудие оказало более услуг, как не возбуждение духа отечественного в тройственной формуле „Православие. Самодержавие. Народность“? Если наши сыновья лучше нас знают родной язык, если они ближе знакомы с нашей историей, с нашими преданиями и народным бытом, то не произошло ли все это оттого, что образованию их дано повсюду русское направление? Если до берегов Немана и далее всё заговорило по-русски, всё учится по образцу русскому, если даже в Остзейском крае усиливается ежедневно владычество отечественного образования, то не русский ли язык и не русский ли дух произвели и продолжают производить этот благодатный результат? Если, наконец, публичное воспитание, без содействия запретительных мер, совершенно уничтожило частное, то не следует ли приписать это добровольное всех отцов семейств отчуждение иностранных воспитателей от образования их детей влиянию духа Русского, проявившегося во всех распоряжениях наших?

Для усиления и укрепления этого духа Министерство необходимо обязано было обратиться к источнику оного — к основательному изучению церковнославянского языка и сродных славянских наречий, и потому, с разрешения Вашего Величества, учреждены в русских университетах кафедры славянского языка и занятие оным поставлено обязанностью и в средних учебных заведениях. Главнейшие памятники нашей древней славяно-русской литературы вышли из забвения, множество актов и документов, служащих к узаконению истории, обнародованы иждивением правительства…»

Успехи археографической экспедиции во главе со П. Строевым, издание многочисленных актов, летописей и хронографов, разыскания С. М. Соловьева в его шведской экспедиции, извлечения, касающиеся русской истории даже из Ватиканского архива, — все эти исторические открытия, которым С. Уваров посвящает немало страниц в своём отчете, увеличивали познание русскими самих себя, укрепляли национальное самосознание.

Исчезнувший «древний Русский мiр» вступал в свои права. Но открывавшаяся взору мыслящего русского человека картина приводила его к выводу, что Россия есть не младшая среди европейских наций, а оригинальная самобытная цивилизация, равночестная с европейской. Здесь-то и обозначилась точка расхождения уваровской версии национализма с «четвертым национализмом» славянофилов.

Славянофилы с энтузиазмом относились к реставрации исторической памяти, проводившейся уваровским министерством. Уже в 1840 году в письме французскому депутату Мо-гену юный Самарин провозглашает: «Обратимся к изучению нашего прошлого. Извлечем его из праха, исследуем в нём зародыши жизни, наши природные начала, которые по сие время не могли получить надлежащего развития». Однако выводы из этой реставрации делались не совсем уваровские.

Уже в 1836 году, готовясь к полемике с «Философическим письмом» П. Чаадаева, А. С. Хомяков рассуждает: «От добровольного соединения Греции и Севера родилась Русь: от насильственного соединения Рима с Севером родились западные царства. Греция и Рим отжили. Русь — одна наследница Греции; у Рима много было наследников».

В этом уравнении Россия не выступает в отношении к Европе аналогом Рима в его отношении к Греции. Напротив, Русь по А. Хомякову — это прямая наследница старшей ветви древней цивилизации, греческой, от соединения с нею северного начала. Европа же это прямая наследница младшей ветви, Рима, при соединении её с тем же северным началом.

«Русский мiр» в славянофильской перспективе это не ученик европейской цивилизации, не «Рим» в его соотношении с эллинизмом, а наследник старшей греческой цивилизации в соотношении с наследником младшей римской. Русский мiр предстаёт у Хомякова как двоюродный брат Запада. Одно из двух начал — северное, варварское, у Руси и Запада общее и обеспечивающее им равенство, другое — различное, и оно дает Руси право на старшинство.

Весьма показательна заостренная полемичность замечаний А. Хомякова о Крестовых походах, бывших для самого С. Уварова, находящегося в контексте раннего романтизма, высшим проявлением европейского начала манифестацией молодости европейского духа.

«Крестовые походы были первым движением дремлющих сил Европы». «Промысел родил в недрах феодальных законов способ и случай их навсегда уничтожить. Сей способ — Крестовые походы. Они — последнее испытание юной Европы; последний её порыв, последняя её поэзия… Крестовые походы, которые в первый раз представляют Европу в виде одного великого семейства, занятого одним общим делом, имеющего в виду одинакую цель», — рассуждал С. Уваров.

А. Хомяков не только отбрасывает крестовые походы как нечто чуждое Руси, но и представляет их как бесполезные игрушки, которыми Европа была занята в то время, как русские образовывали свою душу и развивали высокую словесность.

«В XII веке у нас христианский мир уже процветал мирно; а в Западной Европе что тогда делалось? — возражает А. Хомяков не столько уже П. Чаадаеву, сколько всем романтикамевроцентристам. — Овцы западного стада, возбужденные пастырем своим, думали о преобладании; но, верно, святые земли не им были назначены под паству. Бог не требует ни крови, ни гонений за веру; мечом не доказывают истины. Бог слова покоряет словом. Гроб Господень не яблоко распри; он — достояние всего человечества. Таким-то образом мнимо великое предприятие должно было рушиться. Мы не принимали в нём участия, и похвалимся этим. Мы в это время образовали свой ум и душу — и потому-то ни одно царство, возникшее из средних времен, не представит нам памятников XII столетия, подобных Слову Игоря, Посланию Даниила к Георгию Долгорукому и многим другим сочинениям на славянском языке, даже и IX, и Х столетий».

Для С. Уварова Россия и русские — равночестная европейским молодая духом нация, обладающая остатками собственных народных начал, составляющих её особенное историческое лицо, но нуждающаяся в европейской образованности и цивилизации для «усовершения» этих начал. Для славянофилов Русь и русские есть почтенная самобытная цивилизация, имеющая собственные основания и устроение, которым европейская образованность не во всём содействовала, а во многом и повредила. Уваровская Россия нуждается в благодетельном попечении правительства и его образовательных учреждений, которые осуществляют «модернизационный скачок», приобщающий русских к цивилизации, минуя буржуазность и третьесословность. Славянофильская Русь нуждается прежде всего в том, чтобы ей не мешали быть собой, а всё остальное она и без того умеет, что доказывают документы истории… собранные Строевым и изданные стараниями самого же Уварова.

В любом случае, период ученичества и умственного покорства Западу для русских закончен. Благом были дела Петра или злом, но европейский период для России с воцарением Николая I завершился — в этом согласны оба славянофильских крыла: и панслависты в лице Погодина и «истинные славянофилы» в лице Самарина — «влияние Запада на Россию кончилось… отныне наше развитие будет вполне самобытно».

В панегирике Петру Великому (1841 г.), вызвавшему нарекания со стороны славянофильского кружка за «угодничество», М. Погодин встроил в эту схему