Читать книгу - "Ледяной Скипетр - Алексей Велесов"

а издавал странный мелодичный звук, словно они шли по хрустальным струнам.

Именно тогда из снежной пелены, словно сама тьма обрела форму, выплыл огромный черный ворон. Его появление было неестественным — он не вылетел из леса, а просто материализовался из вихря снега, будто был частью этой стихии. Его крылья, широкие, как врата в иной мир, не просто рассекали воздух — они поглощали свет, оставляя за собой шлейф безмолвия.

Птица опустилась на ветку старой сосны, покрытой инеем, и Елена почувствовала, как воздух вокруг сгустился, наполнившись древней силой. Даже буран отступил, образовав вокруг них небольшой оазис тишины.

— Ты — Ветрова. Я чувствую твою кровь, — произнес он, и его голос был подобен шелесту столетий, скрипу вековых деревьев и шуму замерзающей воды.

Елена застыла. Не страх, а странное узнавание сковало ее. В глубине янтарных глаз птицы мерцало что-то человеческое, страдающее.

— Кто ты? — выдохнула она, чувствуя, как что-то внутри нее откликается на этот голос.

— Меня звали Николай. Я был царём. А теперь — памятью, — ворон склонил голову, и его взгляд стал отстраненным. — Твоя бабка, Евдокия… она подавала мне хлеб в те последние дни, когда я был еще человеком. Одна из немногих, кто смотрел не со злобой, а с жалостью. Я помню вкус того хлеба. До сих пор помню. И ее страх — не за себя, а за меня. Странно, не правда ли?

Данила сделал резкое движение, его рука инстинктивно легла на рукоять ножа. — Какие сказки! Царь мертв уже сто лет!

Ворон медленно повернул к нему голову, и в его глазах вспыхнули отголоски былого величия. — Смерть оказалась не так проста, солдат. Особенно когда ты становишься свидетелем собственного забвения.

Воздух вокруг снова замер, и Елена почувствовала, как границы реальности истончаются. Перед ее глазами поплыли видения — не ее собственные воспоминания, а чужие, древние.

— Я стоял на балконе в тот мартовский день, — начал ворон, и его слова оживали в воздухе, превращаясь в движущиеся картины. — Но это было не восстание. Не бунт. Это… была земля. Она говорила. Кричала. Она сказала: "Хватит".

Елена увидела внутренним зрением то, о чем говорил ворон: не просто толпу людей, а трещины, расходившиеся по гранитным плитам дворцовой площади. Река, замерзшая посреди течения — не постепенно, а мгновенно, словно время остановилось. Лица людей, застывшие в вечном ужасе и удивлении.

— Я взял Скипетр, думая остановить это, — продолжал он, и в его голосе зазвучала боль, которую не могли смягчить прошедшие годы. — Но Скипетр не был инструментом. Он был живым. Древнее меня, древнее этой империи. Он поглотил меня, превратил в память. Я стал свидетелем тысяч последних вздохов. Видел, как любовь застывала в глазах влюбленных, обращенных друг к другу. Как ярость мятежника превращалась в ледяную статую. Как детский смех обрывался, запертый в ледяном пузыре. Лед не просто убивал — он консервировал сам миг перехода. И в этом есть своя ужасающая святость.

Данила, до этого молчавший, шагнул вперед. Его лицо было искажено гневом и непониманием.

— А те, кто погиб? — его голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — Солдаты на постах? Крестьяне в избах? Дети, замерзшие в колыбелях? Их смерть — просто "цена", о которой ты так легко говоришь?

Ворон медленно повернул к нему голову, и в его глазах читалась бесконечная усталость.

— Каждая смерть отзывается во мне болью, солдат. Я ношу в себе все их последние мгновения. Каждый страх, каждую надежду, каждую несказанную молитву. Я не оправдываюсь. Земля защищалась от хаоса, который несли вы, люди. Но защита, не оставляющая выбора, становится проклятием. И я стал частью этого проклятия.

Елена почувствовала, как что-то переворачивается в ее душе. Все, чему ее учили, все, во что она верила — о проклятии, о тирании — рассыпалось в прах. Она вспомнила слова бабушки, рассказы о "кровавом царе", и теперь они казались ей плоской, упрощенной картинкой.

— Значит, Замерзание… это была защита? — спросила она, и в ее голосе звучало не только изумление, но и страшное прозрение.

— И то, и другое, — кивнул ворон. — Земля не хотела разрушения. Она хотела остановить. Но цена… — его клюв дрогнул. — Я взял Скипетр из страха. Боялся потерять власть, боялся хаоса, боялся будущего. Ты должна взять его из любви. Или не брать вообще. Скипетр — не враг. Он — отражение. Он показывает, что внутри нас.

В этот момент ветер снова завыл, и в его порывах Елена различила странный ритм — будто сама земля дышала где-то рядом. Снег вокруг них начал складываться в причудливые узоры, напоминающие древние письмена.

— Они идут, — сказал ворон, поднимая голову. — Следопыты близко. Но помни: ты идешь не к Скипетру. Ты идешь к истине. И выбор, который ты сделаешь, определит не только твою судьбу, но и судьбу всех, кто остался в этом замерзшем мире.

Он взмахнул крыльями, и его образ начал растворяться в снежной пелене, словно он был сделан из того же вещества, что и буран.

— Подожди! — крикнула Елена. — Как мне найти этот "третий путь"?

Последнее, что она услышала, был шепот, доносящийся уже из самого ветра: — Слушай землю, Ветрова. Она говорит с тобой. Просто ты никогда не слушала…

Когда видение исчезло, буран обрушился на них с новой силой, будто негодовал, что его на время лишили голоса. Елена стояла, не в силах сдвинуться с места. Слова "память", "защита", "отражение" звенели в ее ушах, сталкиваясь с заученными с детства заклинаниями.

— Он лжет, — прошептала она, но в ее голосе не было уверенности. — Должен же он лгать…

Данила тяжело дышал, его плечи были напряжены. Он смотрел туда, где исчезла птица, и в его глазах читалась борьба между долгом солдата и тем, что он только что услышал.

— Царь… — он произнес это слово с таким горьким недоумением, будто пробовал его на вкус и находил его чужим и ядовитым. — В учебниках говорилось, что он бежал. Или что его убили в подвале. А он… он просто испугался. И остался. Навсегда.

— А ты веришь ему? — спросила Елена, ища в его глазах опору.

— Я верю в лед, — мрачно ответил Данила. — Я видел, что он творит. И верю в твою бабку. Но то, что он сказал… о земле… — Он умолк, вглядываясь в снежную муть. — Когда я был мальчишкой, дед водил меня в лес по грибы. И говорил: "Земля — она живая. Если к ней с почтением, она и накормит, и приютит. А если нет… ну, сам знаешь, какие сказки бывают". Я думал, это просто старые байки.

В