Читать книгу - "Железная стена. Израиль и арабский мир - Avi Shlaim"

Шарета, то назначение Моше Даяна на пост начальника штаба ЦАХАЛа стало другой. Даян принадлежал к новому поколению жестких отечественных военачальников. Он родился в 1915 г. в Дегании, недалеко от Галилейского моря, и уже в подростковом возрасте вступил в "Хагану". В 1941 г. он потерял левый глаз во время операции союзников против войск вишистской Франции в Ливане. Во время войны 1948 г. его батальон участвовал во взятии Рамле и Лидды, а позже он стал военным губернатором Иерусалима. Черная повязка над левым глазом была его наиболее характерной отличительной чертой. Несмотря на то что он был очень умным человеком и способным офицером, по натуре он был независимым и непокорным, и поэтому нельзя было рассчитывать на то, что он будет уважать верховенство гражданской власти. В то время как первые три начальника штаба ЦАХАЛа были политически независимы, Даян был активным членом Мапай и имел репутацию человека, склонного к плутовству и политическим интригам. Шаретт выступал против назначения Даяна. Он считал, что Даян действует как солдат только во время войны, а в мирное время является политиком и что его назначение будет означать политизацию Генерального штаба. Против назначения Даяна выступали и партнеры Мапай по правительству, но, как обычно, Бен-Гурион добился своего. Даян проявил полную личную преданность Бен-Гуриону, своему наставнику, покровителю и отцу. После отставки Бен-Гуриона Даян и генеральный директор Министерства обороны Шимон Перес регулярно приезжали к старому вождю в Седе-Бокер, чтобы сообщить о текущих делах и получить его совет. Ни один из них не проявлял такой лояльности по отношению к своему официальному политическому шефу.

Даян был одновременно и экспансионистом, и активистом. Он считал, что границы Израиля должны быть расширены, чтобы исправить упущения войны 1948 года. В частности, он считал, что граница с Иорданией, в согласовании которой он сам принимал участие, невозможна для жизни и должна быть заменена естественной границей, проходящей по реке Иордан. Он был активистом в том смысле, что для него решение проблем безопасности Израиля заключалось в прямых военных действиях, направленных на усиление сдерживающей силы ЦАХАЛа и принуждение арабских правительств к ограничению инфильтрации со своей территории в Израиль. В основе этой политики лежало предположение, что единственным эффективным противоядием против силы является сила, а не надежда на добрую волю арабских соседей или на защиту внешних сил и международных организаций.

Представления Даяна о первостепенной роли силы в регулировании отношений между Израилем и арабами были тесно связаны с его концепцией природы конфликта. Он воспринимал арабо-израильский конфликт как борьбу за выживание между двумя сообществами, интересы которых были непримиримы. Израиль просто не имел возможности преодолеть сопротивление арабов своему присутствию в регионе. Следовательно, конфликт не поддавался мирному урегулированию. Все, на что мог реально рассчитывать Израиль, - это заставить арабов отказаться от враждебных действий, несмотря на их неизменно враждебное отношение. Единственная надежда Израиля на выживание - это бдительность, сила и решительность. Этот вывод постоянно звучал в публичных выступлениях Даяна. Он был четко и красноречиво сформулирован в его речи на похоронах Рои Ротберга, молодого фермера из кибуца Нахаль-Оз, убитого арабскими мародерами в апреле 1956 года:

Вчера утром Ро'и был убит. Тишина весеннего утра ослепила его, и он не увидел убийц, подстерегавших его вдоль борозды. Не будем сегодня бросаться обвинениями в адрес убийц. Какой у нас повод жаловаться на их лютую ненависть к нам? Вот уже восемь лет они сидят в своих лагерях беженцев в Газе, а мы на их глазах превращаем в свою усадьбу земли и деревни, в которых жили они и их предки.

Мы должны требовать его крови не от арабов Газы, а от самих себя. . . . Давайте расплатимся сегодня. Мы - поколение поселенцев, и без стального шлема и ствола пушки мы не сможем посадить дерево или построить дом. . . Давайте не будем бояться видеть ненависть, которая сопровождает и поглощает жизни сотен тысяч арабов, сидящих вокруг нас и ожидающих момента, когда их рука сможет дотянуться до нашей крови. Не будем отводить взгляд, ибо это ослабит нашу руку. Такова судьба нашего поколения. Единственный выбор, который у нас есть, - это быть готовыми и вооруженными, сильными и решительными, иначе наш меч выскользнет из нашей руки и нить нашей жизни оборвется.

Даян явно не был равнодушен к чувствам арабов. Он осознавал несправедливость, которую его страна причинила сотням тысяч арабов. Но само сочувствие порождало в нем глубокий пессимизм в отношении возможности компромисса с ними. Не самодовольство, а убежденность в том, что на карту поставлено выживание Израиля, заставляла его отказываться от любого великодушия. Философия Даяна была философией человека, который родился на войне, прожил на войне всю свою жизнь, и для которого война всегда была центром его мышления. Его похоронная речь стала воплощением суровой философии "арабского бойца", то есть эквивалента того, что американцы называли "индейским бойцом", - типа, характерного для второго поколения поселенцев в стране, где приезжие вынуждены воевать с коренным населением. Его инстинктивное ощущение того, что Израиль обречен жить в постоянной войне, и вытекающая из этого мрачная перспектива сделали его символом целого поколения израильских активистов или "арабских бойцов".

Даян с самого начала был тесно связан с политикой репрессий. Человек с сильным и напористым характером, он не имел особых запретов и моральных устоев в отношении применения военной силы даже против мирного населения. Уже в июне 1950 г. на заседании секретариата Мапай и депутатов Кнессета он отстаивал политику коллективных наказаний в отношении арабских деревень, подозреваемых в укрывательстве лазутчиков и диверсантов. Преследование деревни, включая женщин, детей и стариков, по его словам, «является единственным методом, который доказал свою эффективность, не оправданную или моральную, но эффективную, когда арабы устанавливают мины на нашей стороне».

Назначение Даяна на пост начальника Генштаба стало важной вехой в развитии военной доктрины Израиля, ядром которой стала политика репрессий. До его назначения репрессии проводились в контексте повседневной безопасности. Их целью было снижение уровня инфильтрации. После его назначения репрессии стали проводиться в контексте обеспечения базовой безопасности. Их целью было усилить сдерживающую силу ЦАХАЛа, продемонстрировать арабским правительствам военное превосходство Израиля и погасить любые надежды арабских стран на уничтожение Израиля. Другими словами, цель репрессий изменилась: от помощи в поддержании спокойствия на границе до укрепления базовой безопасности Израиля от угрозы нападения регулярных армий арабских государств.

Наиболее ярким проявлением этого изменения в военной доктрине стал переход от "контрценностной" к "контрсиловой" стратегии. Контрценностная стратегия направлена против гражданского населения, контрсиловая - против военных объектов. В