Читать книгу - "Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин"

147

всенощную. Деревья молятся, как люди, простирая все свои веточки к небу. Птицы как певчие на клиросе. Кукушка похожа на дьякона и есть священник невидимый, но все знают, что он есть и ждут его великого выхода.

И вот не знаю, отсюда вышло наше богослужение, из природы, или оно от нас сюда пришло и сейчас сюда приходит через меня и таинственно-скрытый священник природы - это я сам? Отвечаю на это: - Нет! Это не я начинаю и управляю мистерией вечерней зари, чувствую, что я сам подчинен.

Солнце еще не село, месяц показался на небе. И когда село солнце, то месяц стал разгораться, и вокруг все стало сыреть и холоднеть. Раньше времени умолкла кукушка и все птицы. Время от времени как спросонья крикнет кто-нибудь и смолкнет. Солнце село в синюю плотную тучу.

Девственная природа тем радость, что в ней себя ребенком чувствуешь и так по-ребячески понимаешь, что все вокруг живет без хозяина, и сам это все получаешь даром, как родительский сад.

Впервые понял, что содержится в слове милость и почему русский народ взлелеял царя милостивого, почему «милостивый государь», почему и «милость Божья» и все такое. Милость - это внимание к личности, к частности, к случаю, это есть то самое, что я называю родственным вниманием.

Противоположное начало этой милости есть немилость («в немилость впал», т. е. исчез, как действующая личность), то же и «закон», приказ, казнь - словом, все, что относится ко всем, но не к каждому. От Бога, равно как и от злой силы, может исходить торжество общего начала и казнь личности, но в верованиях русского народа если одно сопоставляется с другим на выбор, то или другое, то чаша с милостью перетягивает, и говорят: страшен черт, да милостив Бог (Христос).

148

Собственно говоря, я к этой милости пришел через оскорбление управляющим делами Академии И.В. Зубовым. Выслушав по телефону просьбу П.И. Чагина помочь ремонтом дачи писателю М.М. Пришвину, он сказал бывшему в его кабинете Б.Л. Шахновскому: «У меня своих стариков довольно, академиков, буду я еще помогать старику от писателей». Оскорбительно тут было «старику», потому что в искусстве стары только те, кто не может больше участвовать в творчестве. Вот рассасывая в себе эту невыносимую грубость ограниченного человека, я и понял милость, как внимание к личности. И мне представилось ясно теперь, что в каждом администраторе есть два противоположных начала: одно очень простое, личное и всякому доступное («каждая кухарка может управлять государством»): это, что перед законом все равны (Бог любит всех одинаково); второе начало -это, что каждый из всех чем-нибудь своим отличается и милостивый администратор должен это принять во внимание (Бог любит всех, но каждого больше).

Меня это наводит на мысль, что мое Надо и Хочется вполне отвечает - первое всем, второе каждому (милость). И этот состав творческой власти надо разделить между Сутуловым и Анной.

Всякий дурак может приказать стричь овец под одну гребенку, но хороший хозяин в каждой овечке видит свое, как будто он любит всех, но каждую больше.

Луч света проник в темный ельник и открыл нам, что там на рогатке сидел зяблик и о сухой сучок точил так свой носик.

12 Мая. Ночью еще был дождь, утро нехолодное, ходят большие кучевые облака.

Вчера не застал Таллинга, но понял, что скорее всего мне нужно пользоваться не кем-нибудь отдельно, а всеми: в райплане - лес, от Таллинга - железо и краску, от Шахновского - транспорт и рабсилу, от Академии - путевки и т. д.

149

Ходил к Таллингу, потом вместе на дом смотрели. Заметили, что крыша железная покрыта слоем земли в V4 аршина и на земле малинник вырос. - Малину, - сказал я, - понимаю, это птицы натаскали, а откуда земля? - И землю тоже. - Как, птицы? - И птицы, и все. На самом деле это невозможно и спорить нельзя. Таков человек.

А Петухов сказал мне о подвальном помещении: - Тут никто не

жил.

После Ляля сказала: - Какая внизу хорошая квартира. - Отличная, - ответил Петухов, - тут люди жили.

Так сказывается в мелочах человек.

Точно так же Шахновский: - Машина моя в вашем распоряжении. А когда попросишь - нет! И так во всем - нет и нет. Очень маленький уязвленный человечек. Администрирует, распоряжается, прячась из-под печки.

Шофер его - маршал двора, вечно пьян и всех кроет матом. (Есть всякое властное начало в человеке: он, тесть лесничего (пекарь), дьячок у Ивана Воина.) («Хорьки» по Тургеневу.)

Ляля привезла из Москвы «старуху» (Наталья Алекс.). Заказали на завтра председателя сельсовета. Таллинг свел с Вас. Иван. Вечером Ваня, уезжая, посадил в машину. Возня с трактором. Троса нет. «Пахан» (шофер) гремел на весь двор. За типами моей повести недалеко ходить.

13 Мая. Майский мороз -1. С утра солнечно. Сегодня должна совершиться покупка дома, и Ляля уедет в Москву. Что-то вроде свадьбы Подколесина, так бы и выпрыгнул сам--в окно. И это вечное: везде и каждому в промежутке между решением и действием хочется убежать в сторону, прыгнуть в окно.

Недоволен я собой: весь я в настроениях, нет смелости и прямоты, нет лукавства достаточного. Боже мой! как я жил и как я живу! Одно, одно только верно - это путь мой, тропинка моя извилистая, обманчивая, пропадающая...

150

В природу у каждого есть свое окошечко, он смотрит туда в окошко, как в поезде смотрят люди: собственно говоря, смотрят в себя, а в природе это свое внутреннее отражается. Часто в себе видишь одну мерзость, и чем глубже ищешь, тем хуже, и тогда, как спасаясь от себя, схватишься за то, что видишь, и вот каким оно тогда покажется прекрасным!

Так вот, значит, под словом «природа» мы и понимаем это самовозрождение по склонности нашей боготворить, приписываемое «природе». Так язычники поклонялись солнцу, звездам и месяцу и всем стихиям природы. И мы не дальше их, когда прибегаем к целебной силе природы. Но мы много дальше язычников и пантеистов, когда в этой «природе» видим милость Божию или рождение личности человеческого существа, называемого нами Христом.

Около времени вечернего чая пришли девушки: предсельсовета и агроном. Они поставили печать к заготовленной нами бумаге, и двухмесячная борьба и колебания были закончены: развалины дачного дома стали нашим владением. По настоянию Ляли я подарил Критской книгу «Жень-шень» с надписью: «Наталии Александровне Лебедевой-Критской на память о счастливом хомуте: я счастливо влез в хомут