Читать книгу - "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 1 - Альманах Российский колокол"

эта война. И надо же: Дарья сразу раскусила то, что завертелось у него в голове. А если не возвращаться к Андерсу? Прямо в этом Илецке и остаться? Шансов, может, и немного, но попробовать надо.

Дарья первой нарушила молчание:

– Не сердись. Ты, как видно, человек неплохой, да и нация твоя непьющая. Не то что наши мужики, да только нет их сейчас. На войне они, за Россию стоят. А кто за неё стоять будет? Ты, что ль? И правда: какой из тебя солдат? На фронт попадёшь – сразу убьют. А знаешь, – приблизила лицо Дарья, и Юда почувствовал её дыхание, – может, и сошлась бы я с тобой. Подружка у меня была до замужества. А я не хотела такого, который пить будет да кулаками махать. Хотела спокойного, доброго. Так она всё смеялась. «Ты, – говорит, – еврейчика найди. Они все тихие, как ягнята». А я и подумала: может, правда? Ну и что, что еврей? Зато не обидит. Только где в нашей степи евреи? А потом мне Федя подвернулся. Он пить не мог, его от водки мутило. Смеялись над ним, а я решила: вот моя судьба. И не ошиблась. Душа в душу жили. Не то что пальцем не тронул – слова обидного не сказал. Вот почему забыть его не могу. В сердце он у меня, не перейти через это. Может, позже когда, а сейчас… Ведь и двух месяцев не прошло с похоронки той. Ты уж прости. Наговорила я тут всякого… Давай ложись, а я пока тебе в дорогу кой-чего соберу.

На следующий день Юда трясся на ветру в продуваемой со всех сторон дрезине, кутаясь в тулуп покойного Фёдора и ощущая на губах прощальный поцелуй Дарьи. Будь у них время, не устояла бы Дарья, не выдержала бы одна. Если удастся зацепиться в Илецке, шансы возрастут. Но ведь он не знает, что с его семьёй! Если Дина и дети живы, то зачем ему Дарья? Отсидеться, пока война, и сбежать? Нет, так нельзя. Дарья его выходила, с того света вытащила и достойна лучшего. Значит, надо пожелать ей счастья. Правильно она сделала, что его отшила. Литовский еврей и русская степнячка, или как там, казачка – не самая подходящая пара. Разве мог бы он, чужой, привыкнуть к её исконной среде? Или они к нему? А в Литве ей что делать? Нет, надо немедленно выбросить всё из головы. Юда занервничал: с минуты на минуту должен появиться занесённый снегом, как вся эта бесконечная степь, Илецк, и от того, как там колесо повернётся, зависит его дальнейшая судьба.

Как и обещала Дарья, её свёкор встретил Юду на станции. Не дав раскрыть ему рта и оставив ждать в станционном зале, старик забрал документы и пропал. Станция была узловой, и в переполненном помещении Юда отчаялся найти место не только на скамье, но и на полу, хотя на мокрый и грязный пол он всё равно бы не сел. Так он и стоял, смутно догадываясь, что остаться в городе не удастся и придётся ехать дальше, в неведомый Янгиюль, куда занесла нелёгкая польскую армию Андерса. Прошёл час, Юда изнемогал, но должна была пройти ещё целая вечность, пока Дарьин свёкор появился снова, неожиданно выскочив из какой-то боковой двери.

– Ну, мил человек, вот тебе документ со всеми печатями – и поезжай-ка ты с Богом своею дорогой. Знаю, что ты на Дашку пялился, да не по тебе кобылка. А ты хорош: решил, значит, воспользоваться…

– Зачем вы так? Она не маленькая. Дайте ей самой выбирать.

– Выбирать? Кого выбирать? Такого, как ты, приблудного? Смотри, ежели что! У меня сын в НКВД. Держи свою бумагу, а про Дарью забудь. Не смотри, что вдова. Месяц как похоронку получила, ещё слёз не выплакала. Сирота она, и я ей за отца. В обиду не дам! – повысив голос, заявил свёкор, хотя вокруг были люди. – Заруби на длинном своём носу, что ты ей не пара!

В армии Андерса, куда Юда вынужден был вернуться, царили антисоветские настроения. Сам Владислав Андерс был боевым генералом и польским патриотом, но ни он, ни его офицеры не хотели сражаться на стороне коммунистов. Даже с захватившими Польшу нацистами. Прозондировав почву, Юда убедился, что его предположения верны. Одним евреем больше, одним меньше – полякам было всё равно, но лучше, если меньше. Они не прочь были демобилизовать Юду, но что скажет советская сторона? Юда хорошо помнил, что попал в польскую армию по специальной амнистии, и не хотел снова оказаться в лагере.

Помогли врачи. После перенесённых болезней Юда мало подходил для военной службы. Его комиссовали, и он уже собирал вещи, когда к нему подошёл Менахем Бегин. Этот нервный молодой человек из Брест-Литовска, руководитель польского «Бейтара», пользовался непререкаемым авторитетом среди евреев армии Андерса. Бегин был в том же лагере, что Юда – на Печоре. Там они и познакомились. Менахем не стал заходить с тыла. Сухо поздоровавшись, он словно наотмашь ударил Юду:

– Убегаешь, Юда?

– С какой стати я должен воевать за поляков? – перешёл в контратаку Юда. – Польская армия нужна была, чтобы вырваться из лагеря. Теперь я свободен. Меня комиссовали.

– За поляков воевать? – переспросил Бегин. – Может, и не должен. А за евреев?

– Я в эти разговоры о массовых убийствах не верю. Такого просто не может быть. Я немцев знаю, вёл с ними дела. В тридцать шестом году…

– Значит, ты – последний, кто остаётся при своём мнении, – перебил Юду Бегин. – А мы тут уже оплакали наших близких. И вот ещё что – это уже не секрет: польская армия из России уходит. И знаешь, куда? А вот это уже секрет, но тебе сообщу: в Палестину.

– В Палестину? Поляки? Зачем?

– Под крыло к англичанам. Так что нам с поляками по пути. И ты не глупи. Иди к генералу, скажи, что с врачами не согласен, хочешь на фронт. Андерс такие эффекты любит. А не поможет – постараемся что-нибудь придумать. Мы тебя тут не оставим.

Юда растерялся. Он не знал, что ответить Бегину. Палестина? При чём здесь он? Менахем – сионист, вот пусть и отправляется туда со своей компанией. А ему, Юде Айзексону, что там делать? Хотя… такой человек, как он, и в Палестине не пропадёт. А потом переберётся куда-нибудь. В Америку, например. Кончится же когда-нибудь эта война.

Внезапно Юде показалось, что он совершает чудовищную ошибку. Палестины испугался? А занесённая снегом Россия лучше? А советские лагеря? Или он не пробовал лагерную