Читать книгу - "Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии - Сергей Евгеньевич Глезеров"

после того, как опускался занавес театра… Так живет она, то удовлетворенная артистическим успехом, то оскорбляемая грубостью поклонников, то обольщенная любовью, то разочарованная пошлостью, прикрытой любовными речами… То не знающая отдыха работница, то ловкая кокетка, очаровывающая одновременно нескольких, то мечтательница о семейном очаге, то рабыня чужих страстей…

Женские семейные инстинкты не умирали в ней. Мечты ранней девичьей поры об избраннике не оставляли ее в более зрелую пору. На это нам намекают ее разговоры о женихах, ищущих ее руки…»

Федор Плевако не очень высоко оценивал личность подсудимого: мол, он не из тех, которым суждены победы над представительницами прекрасного пола: «Маленький, с обыкновенной, некрасивой внешностью, с несмелыми манерами — что он ей?» Висновская была польщена его предложением руки и сердца, хотя и не испытывала к нему никакой любви.

«В этом предложении она видела надежду на спасение, — отмечал Плевако. — А Бартенев был серьезно намерен жениться. Правда, отец Бартенева никогда не дал бы согласия сыну жениться на актрисе. Бартенев знал это и понимал прекрасно. Он не забывал при этом, что между ним и Висновской существует племенная и религиозная рознь, которая должна послужить одним из главных препятствий для того, чтобы получить от отца разрешение на брак. Вот почему по приезде к отцу он ничего не говорил ему о своем намерении. Вместе с тем он ей писал, что отец не дает своего согласия на брак».

По словам Плевако, корнет верил в нравственную чистоту своей возлюбленной и считал ее едва ли не святой. Обижался на сослуживцев, которые передавали грязные слухи о ней.

«Охваченный отуманившей его страстью, он млел, унижался перед ней; он забыл, что мужчина, встречаясь с женщиной, должен быть верен себе, быть представителем силы, ума и спокойствия, — продолжал свою страстную речь Федор Никифорович. — А он лишился критики и только рабски шел за ее действительной и кажущейся волей, губя себя и ее этой порывистостью исполнения.

Она играла — он жил. Раз он приложил револьвер к своему виску и ждал команды, но Висновская, довольная эффектом, удержала его, иначе он бы покончил с собой. Довольно было одного слова: “Что будет со мной, когда у меня, в квартире одинокой женщины, найдут самоубийцу”. Другой раз револьвер был приложен уже к ее виску. Легко убедиться, что это было не нападение Бартенева на Висновскую…

И Висновская, и Бартенев давно играли в смерть… Смертью они испытывали и пугали друг друга… Игра в смерть перешла в грозную действительность. Они готовятся к смерти, они пишут записки, кончая расчетом с жизнью. Мое дело доказать, что эти записки не результат насилия одного над другим, а следствие обоюдного сознания, что с жизнью надо покончить…»

Плевако констатировал: «Записки, оставленные покойной и восстановленные из лоскутков, найденных в комнате, где произошло убийство, и сравнение их с записками, писанными Бартеневым, доказывают не насилие, а сговор Бартенева и Висновской к обоюдной смерти. Она велела ему убить ее прежде, чем убить себя. Он исполнил страшный приказ… <…>

В данных настоящего дела много этих смягчающих мотивов, — резюмировал Федор Никифорович. — Многие из них имеют за себя не только фактические, но даже и юридические основания… Обвинитель требует справедливого приговора, я напоминаю и ходатайствую о сочетании в нем правды с милосердием, долга судьи с прекрасными обязанностями человеколюбия…»

Суд признал Бартенева виновным в умышленном убийстве и приговорил его к восьми годам каторжных работ. Однако, по «высочайшему повелению» Александра III, каторгу ему заменили разжалованием в рядовые.

История эта взбудоражила общество, о ней долго не забывали. Иван Бунин впоследствии написал по мотивам этих событий рассказ «Дело корнета Елагина», изменив, правда, имена реальных персонажей и саму трактовку преступления. А спустя более ста лет по мотивам той давней истории сняли художественный фильм «Игра в модерн». Как отмечалось в одной из рецензий, «все крутится и вертится, сцены в загримированном под Варшаву Петербурге перемежаются с бубнящим что-то внутренним голосом героини, цыганским уханьем и объяснениями персонажей во взаимной нелюбви».

Невольный грешник

Дело, которое рассматривал в конце сентября 1883 года Острогожский окружной суд Воронежской губернии, оказалось настолько резонансным, что прогремело на всю Россию. Репортажи с него появлялись не только в местной, но и в центральной печати. Причин было несколько: во-первых, публику привлекла интригующая любовная история, во-вторых, подсудимый — представитель великосветского общества. В-третьих, защитником подсудимого выступал знаменитый адвокат Федор Никифорович Плевако, едва ли не каждое выступление которого было настоящим театральным действом. И, наконец, присяжными по делу выступали известные предприниматели и крупные помещики. По выражению Плевако, — «пахари и промышленники».

На скамье подсудимых оказался князь Григорий Ильич Грузинский, полковник Русской императорской армии, представитель древнего грузинского царского рода Багратионов.

Чета Грузинских жила в поместье в Воронежской губернии. Князь пригласил к своим детям гувернера — им стал немец Эрих Шмидт. Спустя некоторое время князь заподозрил, что гувернер завел любовные отношения с его женой, Ольгой Николаевной.

Князь немедленно уволил разлучника, однако, как оказалось, дело зашло уже слишком далеко. Супруга князя заявила, что не намерена больше жить с ним, и потребовала отдать принадлежащее ей имущество.

Все это стало тяжелейшим ударом для князя. Ведь история его женитьбы на Ольге Николаевне Фроловой была очень непростой. Они познакомились в кондитерской «Трамблэ» на Кузнецком Мосту в Москве. Красавица-продавщица понравилась князю, завязался роман, и вскоре Ольга уже жила в княжеском доме. Жениться князь Грузинский не мог: мать и слышать не хотела о браке сына с приказчицей из магазина. Тот, горячо преданный матери, поначалу уступил. Но вскоре Ольга родила ему сына, князь признал его и души в нем не чаял. Крестил первенца князь Имеретинский.

Ожидая второго ребенка, князь, несмотря на протесты матери, вступил в законный брак. Мало того, он попросил государя усыновить первенца…

Всего в браке родилось семеро детей: три сына и четыре дочери. Чтобы Ольгу Николаевну считали равной и не попрекали бедностью, Григорий Ильич подарил жене 30 тысяч рублей, а потом на свои деньги купил общее имение. Семейная жизнь была благополучной, пока по злой иронии судьбы князь сам не впустил в свой дом беду — гувернера Эриха Шмидта.

И вот теперь жена, изменившая ему, требовала отдать принадлежащее ей имущество. Князь выполнил это требование. С этого момента Ольга Николаевна переехала в квартиру Шмидта, ожидая, когда закончится постройка приготовляемого для нее дома в слободе Овчарня, расположенной в миле от усадьбы князя. Туда же переехал Шмидт, назначенный управляющим. По свидетельству старика управляющего, Карлсона, немец «ночью, неодетый ходил в