Читать книгу - "На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Евгений Юрьевич Спицын"

Между тем большинство современных российских историков (В. Л. Мальков, В. О. Печатнов, М. М. Наринский, А. М. Филитов, Н. И. Егорова, И. В. Быстрова[11]) подвергли вполне адекватной и аргументированной критике взгляды своих бывших российских коллег (В. М. Зубок, К. В. Плешаков[12]), которые вслед за признанным гуру американской советологии и известным русофобом Р. Пайпсом утверждают, что вся послевоенная внешнеполитическая экспансия СССР являлась следствием «внутренних факторов и имперской революционной идеологической доминанты внешней политики советского политического руководства». Кроме того, ряд из этих авторов (В. О. Печатнов, И. В. Быстрова) особо подчеркнули видимую ограниченность геополитических интересов СССР в послевоенный период и на основании обширных материалов трех правительственных комиссий — И. М. Майского (по репарациям), М. М. Литвинова (по мирным договорам) и К. Е. Ворошилова (по условиям перемирия) — зримо показали, что советские представления о послевоенном мироустройстве допускали возможность «полюбовного» раздела сфер влияния с ведущими западными державами, как, например, в период подписания в октябре 1944 года так называемого «процентного соглашения» между И. В. Сталиным и У. Черчиллем на очередной Московской конференции, о котором гораздо позже подробно писали сам У. Черчилль, личный сталинский переводчик В. М. Бережков, известный советский историк О. А. Ржешевский, американский историк М. Эллман и другие авторы[13].　

Более того, целый ряд авторов (А. О. Чубарьян, В. С. Лельчук, В. О. Печатнов[14]) полагают, что в Кремле даже не существовало четкого «плана игры» на послевоенный период и на смену «ясности целей пришла «известная неопределенность», поскольку И. В. Сталин «явно не имел ясной долговременной концепции» внешней политики СССР. Многие российские историки склоняются к мысли, что причиной этой неопределенности была предельно агрессивная политика Вашингтона, который отверг идею раздела мира на сферы влияния и взял курс на вытеснение СССР с завоеванных им геополитических позиций. Как выразился тот же профессор В. О. Печатнов, «СССР был слишком силен, чтобы капитулировать, и слишком слаб, чтобы победить. В этом и заключался порочный круг «холодной войны» для Сталина».

Одной из самых спорных проблем современной российской историографии является также вопрос о наличии некого советского плана ведения полномасштабной войны с США. В частности, профессор А. А. Данилов, написавший в одной из своих известных работ отдельную главу, посвященную внешнеполитическим планам главных участников «холодной войны», утверждал, что отсутствие соответствующих документов в российских архивах вовсе не означает, что такого плана у СССР не существовало[15]. По его мнению, с началом нового витка «холодной войны» в 1948–1949 годах одновременно «началась проработка оперативных планов ведения боевых действий против друг друга как в США, так и в СССР». Но если в отношении американских намерений он ссылается на конкретные архивные документы и научные исследования, то советских планов для указанного времени ему «обнаружить не удалось». Между тем, как установили его оппоненты (О. А. Ржешевский, Н. С. Симонов, В. О. Печатнов[16]), судя по отрывочным данным, военные планы СССР первых послевоенных лет носили сугубо «оборонительный характер и предусматривали удержание линии обороны по границе советской зоны в Германии, а не наступательные операции в Западной Европе, как полагали американские планировщики». Показательно также и то, что сам И. В. Сталин именно тогда отверг и широкомасштабные послевоенные планы руководства ВМФ, прежде всего адмирала флота Н. Г. Кузнецова, о строительстве океанского военного флота как чрезмерно дорогостоящие и избыточные для решения главной «морской» задачи — обеспечения береговой обороны страны. Как установили современные историки, еще в сентябре 1945 года на одном из заседаний Политбюро И. В. Сталин неожиданно отверг план главкома ВМФ и поддержал альтернативную программу наркома судостроения И. И. Носенко и его негласного «куратора» председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского, которая де-факто «возобновляла реализацию сильно устаревшей судостроительной программы III-й пятилетки»[17].　

Более того, как совершенно справедливо писал профессор В. О. Печатнов, если даже в относительно благополучных США среди значительной части высшего руководства страны присутствовал «комплекс уязвимости» и было распространено ощущение «тревог победы», то что же говорить об СССР, пережившем длительную вражескую оккупацию и истощенном огромными материальными и людскими потерями. Поэтому не удивительно, что высшее советское руководство было преисполнено решимости не допустить повторения подобной катастрофы в будущем. В Москве тогда не ожидали непосредственной угрозы войны и не готовились к ней. К началу 1948 года общая численность Вооруженных сил СССР сократилась до четверти от уровня 1945 года, с 11,3 до 2,9 млн. человек), а военный бюджет — до половины, количество военных округов уменьшилось с 33 до 21, а общая численность советских войск в Германии, Польше и Румынии значительно сократилась. Более того, в сентябре 1945 года советские войска были выведены из Норвегии, в ноябре — из Чехословакии, в апреле 1946 года — с Датских островов, а в декабре 1947 года — из Болгарии. Однако И. В. Сталин и его соратники (как и их визави в Вашингтоне) считали довольно высокой вероятность большой войны, но только в отдаленном будущем[18].　

Конечно, победа в войне привела к укреплению геополитических позиций СССР, но она же показала и зияющие бреши в обеспечении безопасности огромной страны: проницаемость ее западных границ, отсутствие реальных и надежных союзников и стратегических опорных пунктов за ее пределами, ограниченность выхода в мировой океан, острую нехватку потенциала проецирования мощи, то есть стратегической и транспортной авиации и современного океанского флота, недостаточность военно-технологической базы и другие проблемы. Победа давала уникальную возможность ослабить эти уязвимости, перевести огромные жертвы советского народа и военные успехи Красной Армии в долговременное укрепление международных позиций СССР и тем самым взять реванш за поражения царской России в неудачных войнах предшествовавших десятилетий. Поэтому главной стратегической задачей по-прежнему оставалась защита огромной и уязвимой территории страны, и в военно-политическом плане это предполагало предотвращение возникновения любой враждебной коалиции держав, превосходящих по своей военной мощи Советский Союз.　

Между тем первыми очевидными следствиями послевоенной внешнеполитической стратегии СССР стали три международных «кризиса» в Иране, Греции и Турции, которые зримо показали способность,