Читать книгу - "Блаженный послушник. Жизнеописание старца Ефрема Катунакского - Старец Иосиф Ватопедский"

С благословения братства отец Прокопий стал готовиться к поездке в Пирей[26], где у него были родственники. Отец Ефрем непрестанно молился о престарелом монахе, потому что тот уже около сорока лет не выезжал со Святой Горы и был совершенно неспособен путешествовать по миру в одиночку. Усиливая свою молитву об удаляющемся Прокопии, отец Ефрем видел всю его поездку, как по телевизору: когда тот отплыл из Дафни[27], когда прибыл в Пирей, когда поступил в больницу. В день операции он убедил отца Никифора совершить над отцом Прокопием Елеосвящение[28], потому что тот испытывал[29] сильную боль. Даты они записали. Когда отец Прокопий через месяц вернулся, то они убедились в том, что события развивались именно так, как был извещаем об этом отец Ефрем.

— Когда я приехал в Пирей, — рассказывал отец Прокопий, — я растерялся. Смотрю направо-налево и не знаю, куда идти. Внезапно появились двое похожих друг на друга молодых людей и, взяв мои вещи и сказав мне, что зовут их Феодоры, проводили меня. Когда они привели меня к дому по тому адресу, который я им дал, они показали мне дверь, поставили вещи и попрощались со мною. Я обернулся, чтобы поблагодарить их, но они исчезли, и больше я их не видел. Это были святые Феодоры, которых своей молитвой послал мне отец Ефрем вместо себя, чтобы они сопровождали меня.

Отец Прокопий почил в 1968 году после непродолжительной старческой болезни, оставив нам пример трудолюбия и послушания.

Со старцем Никифором

Старец Никифор, в миру Христос Рупакас, был родом из Пири, пригорода Фив. В 1910 году, познакомившись со своим земляком старцем Ефремом, он приехал на Святую Гору. Тогда в пустыне ценились способности к ремесленничеству, которое было необходимо для заработка средств к существованию, и послушник Христос этими способностями обладал. Кроме того, он был хорошим псалтом[30], ревностным к церковным службам, как говорил нам отец Ефрем. В 1924 году отец Никифор был рукоположен во иерея. Отец Ефрем в подробностях рассказывал нам случаи из своей жизни, относящиеся к тому времени, когда он был новоначальным и послушником своего старца. Он сам удивлялся многим случаям заступления благодати, утешавшей его, несмотря на его неопытность.

На первых шагах монашеской жизни ему помогало чтение святоотеческих книг. Его старцы, а в особенности старец Ефрем, были чрезвычайно резкими и гневливыми и по своей неграмотности не могли дать ему надлежащего руководства.

Первое время у отца Ефрема возникало немало трудностей, потому что он не справлялся с послушаниями, рукоделием и работой. Ко всем работам, совершаемым им, старцы признавали его негодным. Но что смыслил в рукоделии молодой человек двадцати лет, недавно закончивший гимназию?

«Ну зачем же ты приехал сюда, — говорили ему, — если ты ничего не умеешь?». Блаженный отвечал: «Благослови, старец, твоими молитвами я научусь».

И действительно, непривычный к такому труду отец Ефрем научился, потому что был очень способным. «Бог просветил меня, и я остался у старцев и терпел», — говорил он.

И он описывал нам давление и насилие эгоцентризма, первой ступеньки самолюбия, возникавшего при сравнении себя, образованного, с неграмотными старцами, смирявшими его своими жесткими словами.

Потом дало себя знать еще одно зло — своеволие: то самое «почему», за которым следуют презрение и уничижение. Когда отец Ефрем достиг духовного преуспеяния, он удивился мудрости святых отцов и точности, с которой они описывали гибель членов и установлений противоборствующего закона тления (см.: Рим. 7, 23).

В начале своей монашеской жизни отец Ефрем совершал великие постнические подвиги. Но, по немощи своей природы, он не смог продолжать такой пост и заболел. Так он был вынужден более придерживаться умеренности, чем строгости. И старец Никифор стал более снисходительным в отношении питания, хотя говорил при этом как бы самому себе: «Отцы говорят: пост, бдение, молитва, а эта молодежь ищет пищи и молитвы. Разве может так быть?». Но, видя ревность отца Ефрема, послушание и «иосифово» воспитание[31], которое он уважал, разрешал послабления в посте. Кроме того, их рукоделие — изготовление деревянных печатей для выпечки просфор — было тяжелой работой. На взятых со стороны животных они должны были перевезти стволы деревьев через труднопроходимые и неприступные леса, разрезать их тяжелыми ручными пилами, обтесать топором, обработать на станке с ножным приводом и вырезать затем печати вручную. Потом, взвалив печати на спину, они должны были перенести их из афонской пустыни к морской пристани, чтобы обеспечить их поступление на рынок.

Разве все это могло быть по плечу юному подвижнику отцу Ефрему с его слабым здоровьем, и чтобы еще при этом строго соблюдать слово отцов о «посте, бдении, молитве»?

Здесь я хочу сделать отступление, упомянув о привнесении духа «икономии»[32] в нынешнюю эпоху, которое происходит не по причине нарушения святоотеческих правил и презрения к ним, а по большей части в силу умаления естественных сил современного человека. На нашем поколении я с недоумением наблюдал за этой переменой. Мы, то есть я и мои сверстники, держались определенной меры подвига с терпением и без ропота. Наши же ученики были не в силах понести этого, причем совсем не из-за непостоянства их устремлений. Хотя они и хранили здоровое расположение и ревность, однако отступали в силу природной немощи. Природных сил не хватало, чтобы запечатлеть произволение делом. Но благодать не скрывала своего присутствия, потому что произволение их было по Богу.

Блаженный старец рассказывал нам о различных случаях из того периода своей жизни, когда он остался один со своим дряхлым старцем, отцом Никифором. Он вспоминал о том, как благодать разнообразно помогала ему во встречающихся трудностях.

— Однажды я был в лесу, — говорил он, — и пытался сдвинуть толстые стволы деревьев, из которых мы изготавливали печати. Но одному мне это было не под силу. Тогда появился юноша, проходивший мимо этого места, и с готовностью пособил мне закончить мою работу. Когда я обернулся, чтобы отблагодарить своего помощника, его уже не было.

Но он сказал мне, что зовут его Феодор.

Блаженный старец вспоминал о трудах по тяжелому рукоделию, а также и о радовавших его утешениях благодати. Когда она посещала его, он с характерной для него юношеской простотой говорил сам в себе:

— Ангелы и Архангелы, отойдите-ка в сторонку, чтобы увидел я Господа — Любовь мою!

От сладости таких помыслов он весь был объят пламенем.