Читать книгу - "Чосон. Последняя династия Кореи - Пак Ён Су"

влияние, привлекли в помощь оставшихся «южан» и попытались устроить переворот. Против Ёнджо выдвинули обвинение в отравлении старшего брата и сомнение в том, что его отцом был ван Сукчон. Оба обвинения имели под собой определенную основу. Обстоятельства смерти вана Кёнджона уже были описаны ранее, а что касается проблемы отцовства, то ходили слухи, что у Сукбин Чхве до встречи с Сукчоном был любовник (слухи – это всего лишь слухи, но люди склонны верить тому, чему им хочется верить). Также вана обвиняли и в том, что его якобы беспристрастная политика на деле способствует укреплению влияния «старых западников».

Эта попытка переворота вошла в историю как «Восстание Ли Инчжва», по имени одного из его лидеров, или же как «Восстание года Мусин». Вспыхнуло оно в провинции Чолла и стало быстро распространяться по стране, но было подавлено к концу третьей недели, хотя и с большим трудом.

Пускай не все шло так быстро и гладко, как хотелось, и пускай «старики» продолжали держать в своих руках многие рычаги, но, тем не менее, дело сдвинулось с мертвой точки. Фракционный дух начал ослабевать, а контроль вана над государственным аппаратом – усиливаться.

Скромность вана Ёнджо, который во всем старался придерживаться умеренности, иногда пытаются объяснить его простонародными корнями. Однако на самом деле такая модель поведения заложена в конфуцианской морали, а Ёнджо был крайне ревностным конфуцианцем. Это, собственно, и сближало его с лидерами «стариков», которые регулярно читали вану тематические лекции – кёнъён.

В «Подлинных записях правления династии Чосон» приведены слова вана Ёнджо, сказанные им на четвертом году правления, вскоре после подавления восстания Ли Инчжва: «О, Небо! На протяжении последних четырех лет нас преследовали наводнения, засухи и голод, вызванные моим недостатком добродетели, а в этом году нам, вдобавок, пришлось пережить ужасное восстание, поднятое изменником Ли Инчжва. Как мой бедный народ может прокормиться в столь трудные времена? Как я могу заслужить благословение Неба, если не размышляю о важном и не прилагаю усилий для того, чтобы стать добродетельным? Мне нужно начать с размышлений о себе».

Итогом этих размышлений стали снижение налогов и уменьшение трат на стол правителя. Эти траты составляли значительную долю расходов на содержание двора, поскольку еды готовилось гораздо больше нужного. Помимо того, что непосредственно ели ван и члены его семьи, подавалось много блюд, которые можно было назвать «парадными» или «представительскими». Эти блюда подавались для того, чтобы подчеркнуть богатство правителя. Хорошо, если одна двадцатая часть приготовленного дворцовыми поварами использовалась по назначению, остальное выбрасывалось или же отдавалось слугам.

Не стоит думать, что, снизив траты на стол, ван Ёнджо стал питаться менее изысканно или есть меньше, просто меньше еды стали выбрасывать. Когда-то, в стародавние времена, правители жили скромно и съедали все, что им подавали, но «золотая» танская эпоха приучила власть имущих к роскоши, точнее, приучила к тому, что богатство нужно выставлять напоказ, поскольку оно служит главным признаком могущества. К месту можно вспомнить Чингисхана, завоевавшего добрую половину мира, но при этом бывшего весьма скромным в быту.

Скромность правителя – благо для народа, ведь если правитель проявляет скромность, то он начинает требовать того же и от других. На протяжении всего своего правления ван Ёнджо продолжал бороться с коррупцией и казнокрадством. Ближайшим его сподвижником в этом благородном деле стал тайный цензор[148] Пак Мунсу, о котором сложено множество легенд и историй. «У китайцев есть судья Ди[149], а у нас – Пак Мунсу», – говорят корейцы. Разумеется, изменить природу людей Ёнджо не удалось, но определенных успехов он добился.

Существенно уменьшив налоговое бремя крестьян, Ёнджо обложил дополнительным налогом крупных землевладельцев, а также начал взимать налоги с солеварен, владельцев судов и рыбаков, которые прежде ничего в казну не платили. Благодаря этому налогообложение стало более справедливым. Справедливость, наряду со скромностью, были главными жизненными принципами двадцать первого чосонского вана (на деле – двадцатого, но не будем забывать вана Вонджона, раз уж почтительный сын возвел его в ванское достоинство). Кроме того, Ёнджо заботился и о просвещении крестьян: в его правление издавалось много пособий по ведению сельского хозяйства. Кстати говоря, батат, который с началом зимы продают на каждом углу в печёном виде, появился при ване Ёнджо.

Будучи рьяным конфуцианцем, Ёнджо не мог допустить распространения христианства в Чосоне, где позиции Римско-католической церкви к середине XVIII века существенно укрепились, особенно в провинциях Канвон и Хванхэ. В 1758 году ван объявил христианство вне закона и потребовал от всех католических миссионеров покинуть страну. С теми, кто осмелился ослушаться, поступали весьма сурово, вплоть до смертной казни, точно так же поступали и с корейцами, которые тайно продолжали поклоняться Христу.

Образ доброго и справедливого вана как-то не сочетается с гонениями на иноверцев, верно? Но давайте рассмотрим мотивы, которыми руководствовался Ёнджо.

Во-первых, христианство, призывающее поклоняться только единому богу, противоречило конфуцианству, требующему поклонения Конфуцию и предкам. Еще в 1715 году папа римский Климент XI, издал буллу[150], осуждавшую конфуцианские ритуалы, что вызвало возмущение у цинского императора Канси, которого часто сравнивают с Ёнджо, потому что его шестидесятилетнее правление стало эпохой процветания империи Цин (как и обещал девиз правления)[151]. Канси начал борьбу с христианством в Цин, а Ёнджо последовал его примеру. Лишь в 1939 году папа Пий XII издал указ под названием «Plane Compertum»[152], разрешавший католикам поклонение Конфуцию и предкам. Во-вторых, по мере своего распространения, христианство начинало представлять угрозу власти правителя, а своей властью Ёнджо ни с кем делиться не собирался.

Вот что можно сказать о правлении вана Ёнджо. Когда дела идут хорошо и царит стабильность, то и рассказывать особо не о чем. Как говорят корейцы: «Среди десяти сладких плодов непременно попадется один кислый»[153]. Если правление Ёнджо было благополучным, то в личной жизни вана произошла большая трагедия.

Первый сын Ёнджо, рожденный в 1719 году супругой Чонбин, умер в девятилетнем возрасте. Звали его Ли Хэн, но больше он известен как Хёджан-седжа. Второго и последнего сына – Ли Суна, он же – Садо-седжа, вану родила супруга Ёнбин в 1735 году. Ёнбин происходила из не очень знатной ветви рода Ли и ее дворцовая карьера началась с гуннё. В 1726 году, на втором году своего правления, Ёнджо сделал ее своей наложницей. О том, что ван сильно любил Ёнбин, можно судить как по тому, что она стала наложницей в тридцатилетнем возрасте, который в то время для женщины считался порогом старости, так и по тому, что она родила