Читать книгу - "Пржевальский - Ольга Владимировна Погодина"

в северных пределах Ала-шаня. Положение моего товарища становилось тем опаснее, что он вовсе был лишен медицинской помощи, и хотя мы имели с собой некоторые лекарства, но мог ли я удачно распоряжаться ими, не зная медицины. К счастью, молодая натура переломила, и Михаил Александрович, все еще слабый, мог кое-как сидеть на лошади, хотя ему приходилось иногда так круто, что он падал в обморок. Тем не менее мы должны были идти день в день, от восхода до заката солнца.

В конце ноября мы оставили долину Желтой реки и поднялись через Шохоин-да-бан на более высокую окраину Монгольского нагорья, где опять наступили сильные холода. Морозы на восходе солнца доходили до −32,7 °C; к ним присоединялись часто сильные ветры и иногда метели. Все это происходило почти на тех же самых местах, где летом нас донимали жары до +37 °C…

Во время пути холод не так сильно чувствовался, потому что мы большею частью шли пешком. Только мой товарищ, все еще слабый и неоправившийся, должен был, закутавшись в баранью шубу, сидеть на лошади по целым дням. Зато на месте ночлега зима давала себя знать. Как теперь, помню я это багровое солнце, которое пряталось на западе, и синюю полосу ночи, заходившую с востока. В это время мы обыкновенно развьючивали верблюдов и ставили свою палатку, расчистив предварительно снег, правда не глубокий, но мелкий и сухой, как песок. Затем являлся чрезвычайно важный вопрос насчет топлива, и один из казаков ехал в ближайшую монгольскую юрту купить аргала, если он не был приобретен заранее дорогой. За аргал мы платили дорого, но это все еще было меньшее зло; гораздо хуже становилось, когда нам вовсе не хотели продать аргала, как это несколько раз делали китайцы. Однажды пришлось так круто, что мы принуждены были разрубить седло, чтобы вскипятить чай и удовольствоваться этим скромным ужином после перехода в 35 верст на сильном морозе и метели».

Редкая ночь проходила спокойно. Бродившие кругом волки часто пугали верблюдов и лошадей, а монгольские или китайские собаки иногда приходили воровать мясо и даже забирались в палатку. Казалось, что возвращение по знакомой уже дороге пройдет без сюрпризов. Не тут-то было!

Поздно вечером 30 ноября путники остановились ночевать возле кумирни Ширеты-дзу, лежащей в 80 верстах севернее города Куку-Хото на большом тракте, ведущем в Улясутай. Утром все семь верблюдов, за исключением одного больного, были выпущены на пастьбу возле палатки, невдалеке от которых ходили верблюды других караванов, шедших из Куку-Хото. Так как трава в этом месте была выбита дочиста, то животные отошли от лагеря и пропали. Пржевальский послал казака в кумирню объявить о воровстве и просить содействия для отыскания, однако местные ламы ответили, что они не пастухи чужим верблюдам и пусть иноземцы ищут их сами. Местные жители тем временем отказались продать путникам корм для лошадей, и одна из них замерзла ночью. Через два дня издох и больной верблюд.

Поиски пропавших верблюдов не дали результата. Положение становилось безвыходным. С грехом пополам купив еще одну лошадь, Пржевальский отправил казака в ближайший город и на последние деньги тот купил крайне плохих верблюдов. Было потеряно 17 дней. В путевых записках отмечено, что всего в течение первого года экспедиция потеряла 12 верблюдов и 11 лошадей.

Путешественники двинулись в Калган форсированными переходами, стремясь наверстать упущенное время. Дорогой опять случилась неприятная история. Лошадь Пыльцова, испугавшись чего-то, бросилась в сторону и понесла; слабый еще здоровьем Михаил Александрович не мог удержаться в седле и рухнул головой на мерзлую землю так сильно, что потерял сознание. Однако вскоре он пришел в себя и отделался только ушибом.

По мере приближения к Китаю климат становился теплее. 10 декабря термометр показывал +2,5 °C в тени. Но лишь только задувал западный или северо-западный ветер, преобладающий в Монголии зимой, как становилось очень холодно. Ночные морозы стояли крепкие: термометр на восходе солнца опускался до −29,7 °C, но зато после облачной ночи он иногда показывал в это время только 6,5 °C.

Даже для такого закаленного человека, каким был Пржевальский, климат монгольских пустынь стал настоящим испытанием: «Ледяные ветры Сибири, почти всегда ясное небо, оголенная соленая почва вместе с высоким поднятием над уровнем моря — вот те причины, которые в общей, постоянной совокупности делают монгольскую пустыню одной из суровейших стран всей Азии».

Наконец, в канун нового 1872 года, поздно вечером путешественники достигли Калгана и явились к своим соотечественникам, у которых по-прежнему встретили самый радушный прием.

Первый этап экспедиции был окончен. Путешественники выполнили свою первую задачу, и этот успех еще более разжигал их страстное желание вновь пуститься в глубь Азии, к далеким берегам озера Кукунор.

Глава третья. Озеро Кукунор

Хлопоты и планы. — Новые спутники: Чебаев и Иринчинов. — По старому пути к хребту Манди-Ула. — Весна в Алашаньских горах. — Снова в Диньюаньине. — Удача с попутчиками и уловки амбаня. — Многоглаголивый Аввакум. — Раскаленная пустыня. — Ламы-воины и мужетво пленника. — Кумирня Чейбсен. — Слава о русских и опасная ночевка. — Четверо против тридцати. — Голубое озеро.

Уже через несколько дней по возвращении в Калган Пржевальский отправился в Пекин, чтобы получить деньги и запастись всем необходимым для нового путешествия. Пыльцов с казаками остался в Калгане купить новых верблюдов и различное снаряжение.

Январь и февраль прошли в различных хлопотах, сборах, упаковке и отсылке в Кяхту собранных коллекций и написании отчетов об исследованиях.

Финансовое положение экспедиции было более чем бедственным, потому что деньги, выделенные на 1872 год, не были полностью получены в Пекине. Оять потребовалось содействие генерала Влангали, чтобы хоть как-то снарялить экспедицию. Личный состав опять переформировался. Двух ленивых казаков, из-за которых в том числе Пржевальский не решился следовать к берегам Кукунора, он отправил домой, а взамен взял двух новых спутников из отряда, занимавшего в то время город Ургу. На этот раз выбор был чрезвычайно удачен, и вновь прибывшие казаки оказались усердными и преданными людьми. Один из них был русский, 19-летний юноша, по имени Панфил Чебаев, а другой — бурят, звался Дондок Иринчинов. Пржевальский и Пыльцов вскоре сблизились с ними самой тесной дружбой, а это, как всега отмечал Николай Михайлович, было важным залогом для успеха дела.

«В страшной дали от родины, среди людей, чуждых нам во всем, мы жили родными братьями, вместе делили труды и опасности, горе и радости. И до гроба сохраню я благодарное воспоминание о своих спутниках, которые безграничной отвагой и преданностью делу обусловили как нельзя более весь успех экспедиции»[52], — написал Пржевальский о своих верных спутниках. И продолжил о других, не менее верных: «Кроме Фауста, была куплена еще одна большая и очень злая собака