Читать книгу - "Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко"

В 33 году до н. э. Меценат подарил Горацию небольшую сельскохозяйственную виллу в Сабинских горах, что позволило поэту наслаждаться жизнью на лоне природы, о чем речь ещё впереди. Будучи клиентом Мецената, Гораций довольно часто бывал на роскошных званых обедах в Эсквилинском дворце своего патрона[409]. Тот же, в свою очередь, иногда посещал сабинскую виллу поэта, где отдыхал душой от государственных дел. Несколько од Горация, адресованных Меценату, являются своеобразными приглашениями на скромную дружескую трапезу в это поместье:

Будешь у меня ты вино простое

Пить из скромных чаш. Но его недаром

Я своей рукой засмолил в кувшине…[410]

Или:

Царей тирренских отпрыск! Тебе давно

Храню, не тронув, с легким вином кувшин

                И роз цветы; и из орехов

                                Масло тебе, Меценат, на кудри

Уже отжато. Брось промедление!

Не век же Тибур будешь ты зреть сырой,

                И поле Эфулы покатой,

                                И Телегона-злодея горы[411].

Меценат, в свою очередь, сочинял об их дружбе шутливые эпиграммы, о чем уже говорилось выше.

На протяжении всего своего творческого пути Гораций посвятил Меценату множество различных стихотворений[412], с благодарностью вспоминая его щедрые подарки и моральную поддержку. Для Горация Меценат — «отрада моя, честь и прибежище», «мой оплот и гордость», «краса всадников», «царей тирренских отпрыск»[413]. Более того, день рождения Мецената «святей для меня и ближе, чем рожденья день», утверждает поэт[414]. Причем восхвалял Гораций своего патрона совершенно искренне, ведь его привязанность к Меценату никогда не доходила до низкопоклонства и пресмыкательства. Например, он осуждал пристрастие Мецената к деньгам и роскоши, призывая его соблюдать умеренность[415]. Более того, Гораций никогда не хвалил поэзию Мецената и в одной из од прямо советовал ему писать прозой:

В мягких лирных ладах ты не поведаешь

Долголетней войны с дикой Нуманцией,

Ганнибалову ярь, море Сицилии,

                От крови пунов алое;

Злых лапифов толпу, Гилея буйного

И Земли сыновей, дланью Геракловой

Укрощенных, — от них светлый Сатурна дом,

                Трепеща, ждал погибели.

Лучше ты, Меценат, речью обычною

Сказ о войнах веди Цезаря Августа

И о том, как, склонив выю, по городу

                Шли цари, раньше грозные[416].

Надо сказать, что со временем, когда его дружба с Меценатом окрепла, поэт даже стал пренебрегать иногда своими клиентскими обязанностями. Например, когда однажды Меценат настойчиво потребовал, чтобы Гораций осенью приехал к нему в Рим из сабинского поместья, поэт отказался, сославшись на нездоровье. В своем послании он просит Мецената потерпеть до весны[417] и, как бы предупреждая его возражения, заявляет, что, несмотря на щедрую поддержку патрона, для него свободный досуг и независимость являются высшими ценностями. Он даже готов отказаться от подаренного имения, если почувствует, что Меценат ущемляет его свободу:

Жирною птицею сыт, я сна бедняков не прославлю,

Но и свободный досуг не сменю на богатства арабов.

Скромность мою хвалил ты не раз: и царем, и отцом ведь

Звал я тебя как в глаза, так нисколько не ниже заочно.

Так неужель не верну тебе с радостным сердцем подарки?[418]

Дружба Горация и Мецената продолжалась до самой их смерти. Как уже говорилось, Меценат угас от неизлечимой болезни[419] в сентябре 8 года до н. э. в Риме. Перед своей кончиной он завещал Августу: «О Горации Флакке помни, как обо мне»[420]. Таким образом он передал своего ближайшего друга и клиента на попечение императора. Однако Гораций скончался всего «через пятьдесят девять дней после смерти Мецената»[421], совсем ненадолго пережив своего лучшего друга и покровителя, как он и предсказывал когда-то:

Зачем томишь мне сердце тоской своей?

Так решено богами и мной самим:

Из нас двоих умру я первым,

                О Меценат, мой оплот и гордость!

А если смерть из двух половин души

Твою похитит раньше, — зачем тогда

Моей, калеке одинокой,

                Медлить на свете? Тот день обоим

Принес бы гибель. Клятву неложную

Тебе даю я: выступим, выступим

С тобою вместе в путь последний,

                Вместе, когда б ты его ни начал!

Ничто не в силах нас разлучить с тобой:

Ни злость Химеры пламенно-дышащей,

Ни мощь сторукого Гианта, —

                Правда и Парки о том судили.

Весов созвездье иль Скорпион лихой

Вершит мне участь, ставши владыкою

В мой час рожденья, Козерог ли,

                Волн Гесперийских владыка мощный, —

Но как-то дивно наши созвездия

Друг с другом сходны: спас тебя блещущий

Отец Юпитер от Сатурна,

                Крылья замедлив Судьбы летучей

В тот год, когда народ многочисленный

В театре трижды рукоплескал тебе;

Меня ж, над головой обрушась,

                Дерево чуть не лишило жизни,

Но Фавн, хранитель паствы Меркурия,

Отвел удар. Итак, не жалей богам

В обетном храме жертв обильных, —

                Я же зарежу простую ярку[422].

Глава шестая. «Сатиры»

В 35 году до н. э. был опубликован первый большой труд Горация — первая книга «Сатир», посвященная Меценату и содержащая