Читать книгу - "Фронт без линии фронта - Ирина Александровна Дементьева"

когда поезд, который он обслуживал, остановился на несколько минут в Славуте, Тыщук вышел из вагона размять ноги. Его внимание привлек воинский эшелон с живой силой, стоявший на соседнем пути. Тыщук — степенный, благообразный, со свистком на груди и цветными флажками в руке — спокойно прошел вдоль всего состава и незаметно снял оградительный сигнал с хвостового вагона. Потом также хладнокровно вернулся на свое место.

Катастрофа разразилась буквально через несколько минут: вновь прибывший на станцию поезд врезался на полном ходу в воинский эшелон. Против известной железнодорожной поговорки на сей раз не был виноват даже стрелочник, который действительно не мог видеть оградительного огня, означающего, что данный путь уже занят. Впоследствии Тыщук не раз повторял этот, казалось, бесхитростный, но результативный прием.

Опыт славутской диверсии с успехом применяли и другие подпольщики. Воспользовался им однажды и машинист Игнат Шершун, разбив на маневровых путях воинский эшелон, с которого перед этим собственноручно снял хвостовой фонарь. Кроме Шершуна, на паровозе находился немецкий машинист, поэтому фашисты ничего не заподозрили.

Кстати, подпольщики-железнодорожники, научились отлично использовать для маскировки своей деятельности присутствие на паровозах немецких машинистов. И делали это порой весьма своеобразно. Скородинский, например, взорвал свой паровоз, а потом избил немца-машиниста, за что немедленно получил 15 суток ареста. Жандармам, расследовавшим причину взрыва, и в голову не пришло, что его виновник находится… в тюрьме. Когда Скородинский отбыл наказание, следствие уже прекратили.

Все усилия гестапо нащупать следы подполья — а в его существовании фашисты, конечно, не сомневались — успеха не имели. Правда, однажды едва не стряслась беда с Николаем Гнидюком. Наша явка — дом братьев Шмерег имел общую калитку с соседним домом, где жили две девицы легкого поведения. В доме напротив снимал квартиру осведомитель гестапо. Он заприметил что через калитку часто входит красивый молодой парень, хорошо одетый — не местный. Заподозрив что-то неладное, он донес в гестапо, решив, что, по-видимому, незнакомец посещает пресловутых девиц.

Дня через три Коля в очередной раз остался ночевать у братьев Шмерег. Внезапно часов в 12 ночи его поднял на ноги треск автоматной очереди. Метнувшись к окну, Коля увидел темные силуэты гитлеровцев.

— Эх, попался! — с досадой Гнидюк скрипнул зубами. Но сдаваться ни он, ни семья Шмерег не собирались. Поднявшись на чердак, они приготовились к последнему бою. Михаил Шмерега спешно приматывал к ящику с толом бикфордов шнур, чтобы, когда кончатся патроны и ворвутся фашисты, взорвать дом. Около двери застыла с тяжелой противотанковой гранатой в руке Анастасия Шмерега, с автоматами наготове стали рядом Николай Гнидюк и Сергей Шмерега.

Но драться на этот раз не пришлось. Выглянув в слуховое окно, Гнидюк присвистнул от изумления. Фашисты со всех четырех сторон вели пальбу из пулеметов и автоматов по соседнему дому. А то, что никто из подпольщиков не имел к нему отношения, Коля знал точно.

Когда гитлеровцы ворвались в квартиру ошалевших от ужаса злополучных девиц, то нашли там, кроме них, двух собственных солдат! Один из них был убит, второй тяжело ранен. Разъяренные гестаповцы немедленно арестовали своего осведомителя и, как стало известно позднее, расстреляли его за «дезинформацию».

Фашистский террор в Здолбуново усиливался с каждым днем. Все усилия гитлеровцев напасть на след хорошо законспирированной подпольной организации ни к чему не приводили. И гитлеровцы обрушили свою ярость на мирных жителей. Стены домов, заборы облеплялись все новыми приказами: «Запрещается… Запрещается… Запрещается». За нарушение — смерть.

Все чаще и чаще гестаповцы водили по Короткой улице осужденных на расстрел. Казни совершались недалеко от цементного завода.

Расстреливал людей обычно один и тот же гитлеровец, специально для этого приезжавший на мотоцикле из Ровно. Весь город ненавидел этого профессионального палача и убийцу.

Как-то к Красноголовцу пришел Константин Шорохов, необычайно строгий и серьезный.

— Вот что, Дмитрий, — сказал он после некоторого раздумья, — не знаю, как ты посмотришь, но этого гада, что повадился наших людей убивать, я уничтожу, как бешеную собаку.

Красноголовец не возражал, но предложил тщательно продумать план покушения.

— Да я уже все продумал, — ответил Константин.

— Ну, тогда выкладывай.

Когда Костя «выложил», Красноголовец решил, что тот или его разыгрывает, или просто спятил. Но Шорохов совершенно серьезно повторил, что намерен убить Ганса — так звали палача — обыкновенным… камнем.

— Да брось ты дурака валять, — рассердился, наконец, Дмитрий.

— А ты не нервничай, — усмехнулся Шорохов, — пойди лучше во двор, я тебе кое-что покажу.

И показал. Красноголовец только ахнул.

Оказалось, что Шорохов уже целый месяц тренировался в метании камней и достиг в этом занятии результатов необыкновенных. Булыжником весом примерно в два килограмма он с 25 метров без промаха попадал в консервную банку.

Пораженный Красноголовец вынужден был разрешить Шорохову совершить акт возмездия оружием, позаимствованным из арсенала первобытных охотников на мамонтов.

На Короткой улице находился городской ветпункт, где работал санитаром подпольщик Андрей Фомин. Как-то вечером он увидел, что мимо дома по направлению к цементному заводу прошло несколько полицаев с лопатами на плечах рыть ямы. Это означало, что назавтра будут расстрелы. Фомин немедленно предупредил Шорохова.

Ганс обычно ездил к месту казни по Пионерской улице, которая имела три крутых поворота. Около одного из них, притаившись за живой изгородью, и устроил утром засаду Константин Шорохов. У ног сложил несколько заранее подобранных по руке булыжников.

Ждать пришлось недолго… Часов в десять вдалеке послышался треск мотора. Константин сжался пружиной. В кулаке — увесистый кругляш. Подпрыгивая на ухабах, из-за поворота вырвался мотоцикл. Как всегда, Ганс гнал машину на третьей скорости.

Подпустив фашиста метров на десять, чтобы бить наверняка, Шорохов со всей силой, на которую был способен, метнул булыжник. Месяц упорной тренировки не пропал даром. Камень, словно пущенный пращой, угодил Гансу точно в лоб. Будто наткнувшись на невидимое препятствие, Ганс вылетел из седла и врезался головой в стоящий на повороте фонарный столб. Мотоцикл, потеряв управление, круто вильнул в сторону и свалился в кювет.

Не дожидаясь пока кто-нибудь подоспеет к месту происшествия, Шорохов скрылся.

Дерзкое убийство палача не вызвало против ожиданий подпольщиков никаких репрессий со стороны гитлеровцев. По-видимому, они решили, что Ганс погиб по собственной вине из-за неосторожной езды. Установить же истинную причину его смерти было просто невозможно.

К большой его досаде, Шорохову больше не довелось применить своего замечательного умения, так блестяще доказанного на практике.

Прозоровский мост

Летом 1943 года разгорелось одно из крупнейших сражений Великой Отечественной войны. Активизировали свою деятельность в тылу вражеских войск и партизаны. По всей оккупированной территории выходили к железнодорожным линиям народные мстители, уничтожая вражеские эшелоны.

Медведеву и мне было ясно, что