Читать книгу - "Письма. Том I. 1828–1855 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий"

в состоянии беседовать и учить, потому что ему придется сказать от себя уже несколько слов. Всякая новость, которая требует внимания и деятельного исполнения, обыкновенно не всем бывает приятна; так будет и здесь. Кто к чему не имеет собственного желания и расположения, тот всегда найдет отговорки; то же будет и здесь. И здесь будут представлять, напр., что священники не будут иметь времени, что не всех прихожан можно будет убедить к тому и пр. Но все таковые отговорки ничто иное, как только отговорки, а не причины. Конечно, для священников беднейших селений, где они принуждены сами работать наравне с крестьянами, в самом деле, мало времени для таковых бесед; но усердие и здесь найдет время и случай сказать несколько слов. Но что касается до других священников, то они всегда могут иметь время, всегда могут уделить один час в неделю, точно так же, как они имеют время для отправления обедни; и едва ли в целый год бывает такой случай, где священник принужден бываете оставить обедню для других треб. Главнейшая треба, которая может отвлекать от учения, есть напутствие умирающего; но если прихожане будутъ знать, что священник до обедни занят делом важнейшим, то без крайней нужды не будут его беспокоить в этот час, так, как они не беспокоят его во время обедни. Другие же требы, как-то: крещение, молебны и проч., решительно могут быть отлагаемы до другого времени. Но положим, что и в самом деле, могут встретиться случаи, которые воспрепятствуют заняться учением; но зато много найдется дней, когда не встретится никаких препятствий. Более других уважительны препятствия по времени года; т. е. может быть, зимою для некоторых детей будет холодно ходит в церковь, или церковь будет слишком холодна и проч.; но с марта или апреля по октябрь и даже ноябрь, т. е. в течение почти 8 месяцев, может быть не менее 32-х бесед, и, следовательно, 32 урока могут быть преподаны. Еще можно встретить-не то, что препятствие, но некоторое противоречие со стороны людских мнений. Могут сказать, что гораздо полезнее, вместо таких учреждена, завести везде школы и учить детей не одной нравственности, и где священники будут учить закону Божию. И тогда это будет гораздо полезнее для самих крестьян, нежели учить детей только в церкви, и особливо двухлетних. Ибо, что они могут понять в короткое время и в таком возрасте? Даже скажут некоторые: для чего учить детей молитве, когда они не могут понимать ни слова? будет время, придут в возраст-и сами станут молиться. Таких возражений можно встретить множество. Но, ничуть не отвергая пользы и необходимости народных школ, можно только представить на вид то, что общежитие в школах, при недостаточном надзоре, т. е. без дядек или гувернеров, для нравственности может быть очень вредно; ибо от одного шалуна научаются и перенимают прочие. А собрание детей в церковь в назначенный час, где они не будут иметь даже минуты свободной, не дает им времени даже ознакомиться друг с другом. И притом, учредить школы везде и для всех детей обоего пола, есть дело величайшее.

Наконец, будет-ли от этого польза? — Конечно, успех всякого доброго дела зависит от Бога; но Господь всегда благословляет и спопешествует всякому доброму делу. Но что, если Господь благословить это, — то какие и сколько будет прекраснейших плодов даже чрез 15 лет! А чрез 20 лет нельзя будет узнать Россию. Исчислять пользу таковых учреждена, значит то же, что исчислять пользу истинного просвещения; но мы представим здесь несколько и других, так сказать, второстепенных польз. а) Если всякая школа и всякое учение простой грамоте более или менее, но способствуете, к просвещению; то кольми паче учение, котораго цель будет прямо и исключительно нравственность и христианство. б) Если и самая сухая наука развивает понятие детей и научает их несколько мыслить, то и учение благочестию, если и не более, но отнюдь не менее, будет способствовать тому во всяком случае, с) Если предположить, что дитя в течение года успеет быть и при 30 беседах, и если из всего того, что он может услышать и понять, останется у него в голове и 10-я часть, а на сердце падет и 100-я; то в 10 или 12 лет у него наберется порядочный запас в уме и сердце, д) Слушание бесед может принести, по крайней мере, ту пользу, что дети, пришедши в возраст, будут иметь некоторый навык и привычку слушать проповеди и понимать их более, нежели те, которые с детства не слыхали ничего и ни от кого; а особливо, если проповедь говорится или читается тем, кого они привыкли слышать с детства, е) Таковое учреждение, более или менее, но верно будет действовать на самый корень зла общественного, и потому, более или менее, но верно уменьшит и преступления. f) Но в народе, остающемся без нравственного учения, так или иначе, но разврат и нравственная грубость увеличиваются более и более, а с ними и преступления; и если кое-где и являются грамотеи, и кажется, что менее виден разврат; но это не есть еще просвещение, а только утонченность; а грамотность без нравственности служит более ко вреду, нежели к пользе. Сверх всяких плодов и успехов от таковых учреждений, может быть еще и тот, что таковым способом учения прихожан может более и более улучшаться и самая духовная сторона самих священников. Это я говорю по опыту. До тех пор, пока я не учил, хотя и знал, что есть духовныя утешения веры, но, признаюсь, я знал их только, так сказать, в теории. И только тогда Господь благоволил мне вкусить их, когда я стал учить. И потому весьма справедливо говорится, что «уча, учимся».

Измерение просвещения народного числом грамотеев, кажется, очень может быть ошибочно: потому что грамотность без нравственности у простого народа есть то же, что нож у своевольного ребенка. Кто, большею частью, причиною разных возмущений, бунтов, революций, расколов? безнравственные грамотеи. И следовательно, кто опаснее для спокойствия отечества? — безнравственные грамотеи. Многие думают, что просветить народ и сделать его нравственным можно не иначе, как только грамотности. И в доказательство того указывают на Прусспо, где почти каждый селянин грамотен. Но там грамотность не есть или, по крайней мере, есть не столько причиною их просвещения, сколько следствием просвещения, которого основание находится в их обычаях. В Париже и около Парижа грамотных не менее Пруссии, но где более разврата, возмущений, переворотов, беспокойств? И отчего? — оттого, что у них просвещают один только ум. А сердце? а нравственность?