Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

племенных союзов, объединившихся под властью Само. Это могло символизировать сакральную связь вождя с территориями всех (если так можно выразиться) субъектов сформировавшегося суперсоюза и, как следствие, сакральное единство территории последнего, персонифицируемое в Само и его женах.

Не будем забывать, что таким описывает славянского короля христианин, представитель государства, с которым воевало "королевство Само". Особо ярко отношение средневекового книжника-христианина к монарху-язычнику прослеживается при сравнении его с образом короля франков Дагоберта. Вполне естественно, что Дагоберт для франкского хрониста представлялся еще более "доблестным", чем Само: "Страх же доблесть его [Дагоберта. — В.П.] внушала такой, что уже с благоговением спешили предать себя его власти; так что и народы, находящиеся близ границы аваров и славян, с готовностью упрашивали его, чтобы он благополучно шел позади них, и твердо обещали, что авары и славяне, и другие народы вплоть до империи будут подчинены его власти"[605]. Здесь налицо характерная для средневековья иерархия "доблести" (счастья, удачи). И хотя Само — язычник и в иерархии "доблести" стоит ниже Дагоберта-христианина (а главное — короля франков), хронист фактически ставит их в один ряд. При этом наличие большей "доблести" у Дагоберта обеспечивало ему в системе международного права моральный авторитет, а не право на власть над Само. Тот же хронист осуждает франкского посла Сихария, заявившего в споре, что "Само и народ его королевства должны-де служить Дагоберту"[606].

Описанная история возвышения храброго воина не является специфическим славянским феноменом. Подобное явление, видимо, широко было распространено в древности. Например, еврейско-хазарское предание об источнике царской власти у древних хазар поразительно напоминает историю Само. Когда хазары приняли бежавших евреев, "не было царя в стране Казарии; но того, кто мог одерживать победы, они ставили над собою главнокомандующим войска. (Так это было) до того как однажды евреи вышли вместе с ними на битву, как обычно. И один еврей одержал победу своим мечом и обратил в бегство врагов, выступивших против хазар. И поставили его люди казарские над собой главнокомандующим войска в соответствии с их древним обычаем"[607]. Имя "главнокомандующего Казарии они изменили на Сабриэль и сделали его своим царем"[608]. После этого "ужас был от на[чальников Казарии на всех народах] вокруг нас, и они не приходили [во]йной на царство казар"[609].

И в более поздние времена известны случаи, когда иноплеменники принимались на положении князей. Всем известно летописное предание о призвании Рюрика с братьями. Даже если это вымысел летописца, ни сам он, видимо, ни возможные читатели его труда не сомневались в реальности подобного призвания[610]. Интересные данные имеются в отношении балтийских славян. Например, Видукинд сообщает о том, как маркграф Геро отпустил Вихмана к славянам. С 962 по 967 г. возглавлял он поморян и велетов[611]. "Охотно принятый ими [Вихман] частыми нападениями стал беспокоить варваров, живших дальше. В двух сражениях он нанес поражение королю Мешко… убил его брата и захватил при этом большую добычу"[612].

Таким образом, личные мужество и храбрость, умение повести за собой воинов, мудро разрешить запутанную или спорную ситуацию и т. п. — вот те качества, которые обеспечивали в древности достижение высокого социального статуса. Выдающиеся способности, являвшиеся в глазах людей того времени свидетельством благосклонности богов, были первичным трамплином к достижению статуса вождя (князя, короля и т. п.). И лишь со временем в достижении данного статуса главную роль станет играть наследственность (знатность). Может быть поэтому, преданий связанных с занятием престола с помощью личной отваги сохранилось не так и много, поскольку дошедшие до нас генеалогические легенды опирались уже на устоявшиеся принципы легитимации власти, определяемые знатностью происхождения, с сопутствующими таковому "благородными" качествами. Среди последних первейшую роль играла, опять же, храбрость. Благородство происхождения и воинская доблесть — взаимообусловленные качества[613]. Вследствие этого понятия выдающийся полководец и храбрейший воин были взаимосвязаны: выдающийся полководец не мог не быть и храбрейшим воином. Наиболее же храбрыми и доблестными были самые знатные — вожди (император, король, князь). Наглядно данные представления проявляются в предании об обстоятельствах рождения Хлодвига. Согласно ему, тюрингская королева Базина ушла от своего мужа к франкскому королю Хильдерику: "Я знаю твои доблести, знаю, что ты очень храбр, поэтому я и пришла к тебе, чтобы остаться с тобой — сказала она. Если бы я узнала, что есть в заморских краях человек, достойнее тебя, я сделала бы все, чтобы с ним соединить свою жизнь". Хильдерик с радостью женился на ней. От этого брака у нее родился сын, которого Базина назвала Хлодвигом. Хлодвиг был великим и могучим воином"[614]. Как видим, в предании проводится мысль о том, что великий и могучий воин, Хлодвиг, родился от самого храброго и достойного мужа (т. к. Базина не знала более достойного, чем он), и от самой достойной женщины (которой суждено было выйти замуж за достойнейшего). Не случайно "самым храбрым из королей", согласно средневековой западноевропейской историографической традиции, являлся Карл Великий[615]. Король, по понятиям раннего средневековья, должен был вести за собой в бой воинов, выполняя, выражаясь словами Видукинда Корвейского, "обязанность и храбрейшего воина, и выдающегося полководца"[616].

Сакрализация власти правителя обусловливала воззрения, согласно которым вождь обеспечивал защиту своим подданным. Например, по представлениям франков, народ выбирал короля, чтобы находиться под его защитой. Так, по словам Григория Турского, "узнав о смерти Сигиберта и его сына, Хлодвиг прибыл туда же и, созвав весь народ", дал ему совет: "…Обратитесь ко мне, дабы вам быть под моей защитой [здесь и далее выделено нами. — В.П.]". Как только они это услышали, они в знак одобрения стали ударять в щиты и кричать, затем подняли Хлодвига на круглом щите и сделали его над собой королем"[617]. Эта защита, несомненно, обеспечивалась его особой удачей, счастьем. Ведь, по словам того же Григория, "Господь наделил Хлодвига такой небесной благодатью, что при одном его взгляде стены сами собой рушились"[618].

В древности победа над противником — это, прежде всего, победа над его вождем (князем, королем и т. п.). Поэтому противники пытались "обезглавить" друг друга, посредством физического устранения вождя. Наиболее легитимным и благородным способом достижения победы являлся поединок двух вождей, красочное описание которого донесла до нас ПВЛ в рассказе о тьмутараканском князе Мстиславе Владимировиче и касожском князе Редеде[619]. Но нередко использовали и мене благородные, а порой — откровенно коварные и даже подлые способы достижения означенной цели. Например, в Х веке маркграф Саксонской восточной марки Геро "пригласил около тридцати" славянских князей "на большой пир