Читать книгу - "Книжные магазины - Хорхе Каррион"

диктатуры и перехода к демократии, но и вел семинар по марксизму для военной хунты. То есть Пиночет был его учеником. Пиночет: читатель, писатель, любитель книжных. Рикардо Куадрос писал:

Ибаньес Ланглуа никогда не признавал, но и не отрицал своего присутствия на литературных вечерах Марианы Кальехас в огромном доме, который она делила со своим мужем Майклом Таунли, сотрудником ДИНА[65], в богатом районе Сантьяго, эти собрания действительно проходили, а в подвалах дома среди прочих был замучен до смерти Кармело Сориа, испанский чиновник ООН.

Этот подвал в захваченном доме представляет собой точную антитезу того, чем было, есть и будет большинство книжных в мире. В разных городах (в Боготе, в Лиме, в Пальма-де-Майорке) были и есть книжные, названные в честь рассказа Кортасара «Захваченный дом», потому что название это стало жить самостоятельной жизнью и обозначать «пространство, захваченное книгами». Но рассказ-то, напротив, о том, как книги исчезают. Герой, от лица которого ведется повествование, жалуется на то, что с 1939 года во французские книжные Буэнос-Айреса не поступает никаких новинок, так что он не может пополнять свою библиотеку. Если политическое истолкование рассказа верно и перонизм служит метафорой вторжения в сокровенные уголки души, то неслучайно в первой занятой части дома находится библиотека. Сестра рассказчика – вязальщица; он – читатель. Но начиная с первого захвата дома чтение постепенно исчезает из его жизни. Когда дом будет окончательно захвачен и брат с сестрой навсегда закроют его двери, они заберут с собой лишь одежду, которая будет на них, часы – и ни единой книги. Нить оборвана: «Увидев, что клубки – там, за дверью, Ирене равнодушно выронила вязанье».

Когда десять лет спустя я вернулся в Сантьяго-де-Чили, то внезапно впал в транс, словно лунатик, который по ночам продолжает идти, держась за нити, оставленные во время своего дневного пути. Был полдень, светило яркое солнце, но я шел по району Ластаррия в состоянии, почти бессознательном. Незадолго до этого я случайно наткнулся на гостиницу, где жил во время своего предыдущего приезда, и, быть может, вспышка связанных с ней любовных воспоминаний толкнула меня к этим блужданиям, во время которых я вдруг вернулся в свои двадцать с небольшим лет. Меня не удивило, что я неожиданно оказался в Libros Prо́logo – книжном магазине, больше всего привлекавшем мое внимание во время предыдущего пребывания, в те дни, что следовали за ночами, проведенными в гостинице, с их играми, поцелуями и смятыми простынями. Как и не удивило меня то, что за прилавком я увидел Вальтера Сунигу, словно на протяжении десяти лет он ждал меня в той же рубашке и с теми же морщинами.

– Что вы так внимательно читаете? – спросил я его, побродив несколько минут по магазину.

– Биографию Феллини Туллио Кесича; я купил ее вчера на ярмарке, – ответил он; уж его-то стариковские уши, такие большие, умели слушать. – Самое смешное, что у меня здесь давным-давно стоят два экземпляра, и, как ни странно, я их так и не продал.

– Если она у вас есть, зачем же вы ее купили?

– Она была совсем дешевая…

Какое-то время мы говорили о других, закрывшихся, филиалах его магазина, и он признался мне, что хорошо дела идут у его книжных Karma, «специализирующихся на гаданиях, картах таро, нью-эйдже и боевых искусствах». Я попросил у него недавно изданную книгу о передовом кибернетическом проекте, запущенном при Сальвадоре Альенде…

– «Киберреволюционеры», – прервал он меня, стуча по клавиатуре. – Сейчас у меня нет ни одного экземпляра, но я тебе ее раздобуду через два дня. – И, сняв трубку, заказал ее у поставщика.

Через несколько минут он попрощался со мной, вручив мне свою карточку. Номер телефона был исправлен черной ручкой. Это была точно такая же карточка, что и хранившаяся в моем архиве книжных магазинов. Тот же шрифт с красными буквами. «Libros Prо́logo. Литература-Кино-Театр». Иллюзия возвращения к той поездке десятилетней давности, к себе самому тогдашнему была пугающе реальной. В городе и во мне самом изменилось все, кроме этой визитной карточки. Прикосновение к ней выводило меня из лунатического состояния, грубо вырывало меня из прошлого.

Тогда я прошел полсотни шагов, перешел улицу и вошел в Metales Pesados, в пространство настоящего, – это произошло само собой. Здесь не было ни кусочка дерева – лишь алюминиевые полки, книжный как огромный конструктор, мало отличающийся от магазина хозтоваров или компьютерной лаборатории. Облаченный в черный костюм и белую рубашку, за столиком, какие стоят на террасах кафе, на раскладном металлическом стуле сидел Серхио Парра, сухопарый денди. Я попросил у него «Дровосека» Майка Уилсона – книгу, за которой я уже несколько месяцев охотился по всему Южному конусу. Он мне ее протянул, пряча взгляд за очками в пластиковой оправе. Я попросил книги Педро Лемебеля, и тогда он на меня взглянул.

Позднее я узнал, что он возглавлял кампанию за присуждение Лемебелю Национальной премии по литературе; и что они друзья; и что они оба поэты; и что они соседи. Но в то мгновение я видел лишь большой постер, где были изображены репортер и перформансист и хорошо видны книги, потому что всякий книготорговец продает видимость. Он посоветовал мне пару документальных книг, которых у меня не было:

– Metales Pesados – скорее не книжный, а аэропорт. Внезапно заходит Марио Бельятин или некто, кому Марио или кто-то другой посоветовал сюда зайти, друзья друзей со всего мира, многие оставляют тут чемоданы, потому что уже выписались из гостиницы и у них осталось еще несколько часов, чтобы съездить в горы или пойти в Музей изящных искусств. Поскольку я тут практически живу, работая с понедельника по воскресенье, я превратился в своего рода ключевую фигуру.

Книжный как аэропорт. Как перевалочный пункт для пассажиров и книг. Взад и вперед – чтение. Магазин Lolita, вдали от центра, на перекрестке в жилом квартале, работает в расчете на то, что люди тут будут оставаться. За прилавком здесь тоже сидел писатель: рассказчик Франсиско Муа, чья страсть к футболу заставила его посвятить раздел книгам о спорте. В только что открытый книжный меня проводил репортер Хуан Пабло Менесес, объяснив, что там бывали Хуан Вильоро, Мартин Капаррос, Леонардо Фаччо и другие общие друзья, представленные книгами, которые они посвятили маленькому круглому богу. У Муа текучий взгляд и любезные, приветливые жесты, несмотря на устрашающий рост: меня не удивляет, что три его читательских кружка собираются в полном составе каждый понедельник, среду и пятницу.

– По книге в неделю – неплохой ритм чтения, – говорю я ему.

– Мы и раньше