Читать книгу - "Сталин - Борис Вадимович Соколов"

сопротивлялись. Красная Армия увязла в финских снегах, несла огромные потери и не смогла прорвать с ходу сравнительно слабую линию Маннергейма, по плотности укреплений и насыщенности артиллерией десятикратно уступавшую французской линии Мажино. Чтобы оправдать бесславные поражения, Сталин на торжественном ужине в 16-ю годовщину смерти Ленина 21 января 1940 года утверждал: «Теперь видно, как подготовлена Финляндия для большой войны против нас. Каждая деревня была приспособлена для этой цели. Ангары для тысяч самолетов, а Финляндия имеет несколько сот самолетов (насчет ангаров – чистой воды фантазия. Красная Армия к тому времени не смогла захватить ни одного финского аэродрома, поэтому у Сталина не могло быть никакой информации, сколько там может размещаться самолетов. – Б. C.). Финские шюцкоровцы 150 000 – это сила белофиннов. Мы 60 000 перебили, надо перебить и остальных, тогда дело кончится (в действительности за всю войну безвозвратные потери финнов составили только 23,5 тыс. человек, а советские – в 7 раз больше. – Б. C.). Надо оставить только мощь державы. Мы не хотим территории Финляндии. Только Финляндия должна быть дружественным Советскому Союзу государством». И добавил: «Мировая революция как единый акт – ерунда. Она происходит в разные времена в разных странах. Действия Красной Армии – это также дело мировой революции»[74]. Здесь великий кормчий был более чем откровенен, говоря о сугубо подчиненной роли идеи мировой революции, которая давно стала не более чем пропагандистским лозунгом.

На праздничном ужине в Кремле 7 ноября 1940 года Сталин подверг критике боевую подготовку Красной Армии: «Необходимо постоянно учиться и каждые 2–3 года переучиваться. Но у нас не любят учиться. Не изучают уроков войны с Финляндией, уроков войны в Европе. Мы победили японцев на Халхин-Голе. Но наши самолеты оказались ниже японских по скоростности и высотности. Мы не готовы для такой войны, которая идет между Германией и Англией. Оказалось, что наши самолеты могут задерживаться только до 35 минут в воздухе, а немецкие и английские по несколько часов (то, что говорил Сталин насчет времени нахождения советских самолетов в воздухе, ничего общего с действительностью не имело. Так, например, истребитель И-16 имел дальность полета 820 километров, а немецкий истребитель Ме-109 – 660 километров, следовательно, если расстояние до баз у обеих машин было бы одинаковым, то советский истребитель мог бы находиться над объектом даже дольше немецкого. Также самолёты И-16 и И-153 (“Чайка”) по своим тактико-техническим данным были примерно равны японским истребителям той поры “Мицубиси” А5М и “Накадзима” Ki-27. Так, “Чайка” развивала максимальную скорость в 443 километра час, а “Накадзима” – 450 километров. И манёвренность у этих самолётов была примерно одинаковая. Однако слабость японских ВВС заключалась в катастрофическом недостатке пилотов. За тридцать лет существования японской авиации, с 1909 по 1939 год, было подготовлено всего 1700 лётчиков, тогда как во второй половине 30-х годов производилось ежегодно до 3600 боевых самолетов. – Б. C.)! Если наши воздушные силы, транспорт и т. д. не будут на равной высоте наших врагов, они нас съедят… Между тем, никто из военного ведомства не сигнализировал насчет самолетов. Никто из вас не думал об этом. Я вызывал наших конструкторов и спрашивал их, можно ли сделать так, чтобы и наши самолеты задерживались в воздухе дольше? Отвечали: «Можно, но никто нам такого задания не давал! И теперь этот недостаток направляется. У нас теперь пехота перестраивается, кавалерия была всегда хорошая (Сталин, похоже, еще не сознавал, что в будущей войне от этого рода войск никакого толку не будет. – Б. C.), надо заняться серьезно авиацией и противовоздушной обороной… Люди беспечные, не хотят учиться и переучиваться. Выслушают меня и всё оставят по-старому. Но я вам покажу, если выйду из терпения. (Вы знаете, как я это могу). Так ударю по толстякам, что все затрещит»[75].

Но уже 4 февраля 1941 года, на 60-летии Ворошилова, на котором присутствовали не только члены Политбюро, но и наркомы, и ряд маршалов и генералов, Сталин говорил о состоянии Красной Армии гораздо более спокойно и благостно: «Внешняя политика проводится двумя средствами: дипломатией и армией. Наша дипломатия работает хорошо. Но она ничего не могла бы сделать, если бы у нас не было большой, вполне современной армии. Когда-то царское правительство мечтало иметь в мирное время армию в 1 миллион 700 тыс. человек и сумело довести армию до 1 миллиона 100 тыс. человек. А мы имеем армию свыше 4 миллионов человек и хорошо вооруженную. Это – сила, с которой нельзя не считаться при решении международных вопросов, и потому мы можем занимать нейтральную позицию, мы можем одерживать успехи в области внешней политики, потому что мы имеем могучую армию!»[76] Сталин предпочел говорить лишь о боевой мощи и хорошем вооружении Красной Армии. Значит, не считал положение столь критическим, угрожавшим военным поражением при столкновении со столь серьезным противником, как гитлеровская Германия.

На 60-летии Ворошилова Сталин также заявил: «Старики должны понять, что если молодых не допускать до руководства, то это – гибель. Мы, большевики, тем и сильны, что смело идем на выдвижение молодых. Старики должны охотно уступать власть молодым»[77]. Задним числом эта сентенция оправдывала смену «старой большевистской гвардии» в руководстве преданной Сталину молодежью вроде Маленкова, Берии, Щербакова и др. Но здесь была и скрытая угроза: если «старики» не будут добровольно уступать дорогу «молодой поросли», то с ними поступят не очень хорошо.

В январе 1941 года советский Генштаб провел две оперативно-стратегические игры. По условиям этих игр войну начинали «западные» (немцы). Однако фактически игры начинались с того момента, когда «восточные» (советские) уже оттеснили противника от границы. Поэтому в ходе игр отрабатывалось только вторжение «восточных» в Восточную Пруссию на северо-западном направлении и в Южную Польшу, Чехословакию и Венгрию на юго-западном направлении. В результате выяснилось, что восточно-прусские укрепления трудно преодолеть. Поэтому было решено, что главный удар Красная Армия должна нанести на юго-западном направлении.

Следует признать, что оперативно-стратегические игры января 1941 года во многом дезориентировали советское руководство. Неудача «восточных» в Восточной Пруссии была целиком отнесена за счет мощи восточно-прусских укреплений. Удачливый Жуков заменил Мерецкова на посту начальника Генштаба, но два других командующих основными приграничными округами остались на своих постах. Сталина не насторожил тот факт, что в обоих случаях проиграли те войска, которыми командовал генерал Павлов. Видно, он счел поражение руководимых им войск следствием объективных причин, мало зависящих от полководческого искусства. Павлов вскоре был произведен в генералы армии и продолжал командовать Западным округом. Другой неудачник, Федор Кузнецов, продолжал командовать Прибалтийским военным округом. Оба