Читать книгу - "Социальная история советской торговли. Торговая политика, розничная торговля и потребление (1917–1953 гг.) - Джули Хесслер"

Несмотря на нормализацию зарплат, деятельность мелких уличных торговцев оказалась не особенностью исключительно переходного периода, а постоянной характерной чертой частной торговли периода НЭПа. Уличная торговля, торговля на рынках и с прилавков или из киосков уже не были так повсеместны, однако львиная доля торговых патентов все еще приходилась на их долю. Особенно это касалось сельской местности, где до 1926 года количество стационарных частных магазинов едва превышало 30 тысяч [Струмилин 1958: 694–695]. Комментарий А. И. Рыкова, касающийся проведенного в 1923 году исследования торговли в сельской местности, не оставляет сомнений по поводу характера такой торговли: «…по деревням и волостям царит такая азиатчина, что в ряде мест не только нет розничных лавок, но нет даже и разносчиков. При таком положении вещей даже и частная лавка является, конечно, шагом вперед по сравнению с тем, что мы имеем» [Рыков 1924: 31][164]. Три года спустя количество стационарных магазинов выросло, однако на базары и передвижные формы торговли все еще приходилось 60 % всех торговых разрешений и 71 % патентов на частную торговлю (см. табл. 3.1).

Типичной формой продаж в период НЭПа была не лавочная торговля, характерная для дореволюционной России, а, скорее, торговля со столов или прилавков на уличных рынках. Поскольку на социалистический сектор приходилась почти половина патентов на торговые формы из трех нижних строк таблицы и в этом секторе почти не было торговли по патентам I и II разрядов, частная торговля все больше склонялась к тому, что Струмилин называл «простой товарной формой», а Ленин «мелким товарным хозяйством» в противовес «капиталистическому» укладу. Всего 4 % разрешений на частную торговлю приходились на торговые точки крупнее небольшой розничной лавки.

Таблица 3.1. Торговые патенты по типам, 1912 и 1926 год (в тыс., включая государственную и кооперативную торговли)

Примечание. В данные за 1912 год не включены территории, не входившие в состав СССР в 1926 году.

Источник: [Струмилин 1958: 692].

Количество участников мелкой торговли отображало нерешенную проблему бедности. В конце концов рабочие были лишь одной из категорий работающего бедного населения. Если одним важным показателем бедности была достаточность заработной платы, то другим была статистика потери гражданами постоянного трудоустройства. Даже после 1921 года патенты на мелкую торговлю фактически заменяли полноценную соцзащиту. Председатель Центрального исполнительного комитета (ЦИК) Михаил Калинин негласно признал этот факт в циркуляре, изданном в 1926 году, где описал патенты на свободную торговлю для ветеранов с инвалидностью и жертв несчастных случаев на производстве как «эквивалент социальной защиты для инвалидов»[165]. Аналогичным образом количество разрешений на мелкую торговлю продолжало расти и снижаться вместе со статистикой городской безработицы. Возможно, в 1925–1926 годах некоторые рабочие и ушли с государственных фабрик в частный сектор из-за более низких налогов, как предположил Алан Болл, но 100 тысяч рабочих занялись кустарным производством и мелкой торговлей из-за массовой безработицы. Однако большого материального преимущества подобная смена деятельности им не давала: согласно некоторым источникам, заработок кустарей составлял 20 % от зарплаты заводских рабочих, а мелкие торговцы зарабатывали гораздо меньше средней зарплаты на государственных и кооперативных торговых предприятиях[166]. Подобно сфере услуг, низкооплачиваемой во всем мире в период после Второй мировой войны, мелкая торговля была не тем занятием, которое советские граждане выбирали по собственной воле, – скорее, это была неравнозначная замена стабильной занятости на производстве.

При таком положении дел не удивительно, что, обращаясь к советским властям, торговцы чаще всего писали о своем бедственном материальном положении. Г. Алексопулос, изучавшая прошения о восстановлении гражданских прав (торговцы, как и другие «классово чуждые» категории населения, такие как бывшие царские жандармы, мелкопоместные дворяне и священники, были формально лишены гражданских прав до 1936 года), обнаружила, что торговцы чаще апеллировали к сочувствию чиновников, чем к букве закона [Alexopoulos 1999: 637–654; Alexopoulos 2003: 97-128]. Снова и снова в этих прошениях о торговле говорилось как о крайней мере, вызванной необходимостью выжить. В 1925 году в издаваемой на идише ежедневной партийной газете «Дер Эмее» было опубликовано письмо, которое проникновенно описывало ситуацию: «Еврейские лавочки замерли: они не могут устоять против госмагазинов, у них нет достаточных средств для закупки товаров, они не могут платить налогов сверх своих сил. Тысячи людей ходят без дела. Нищета противна, и голова разрывается в поисках копейки». Кроме того, из-за потери еврейских лавочек у еврейских ремесленников не осталось точек сбыта своих товаров. «Дайте нам заводы, фабрики, и мы со своими женами и детьми пойдем работать», – умолял автор письма [Письма во власть 1998: 406].

Еще одно коллективное письмо от еврейского населения, на этот раз из местечка у украинской границы, детально описывает ситуацию, в которой оказались торговцы из небольших городов. В описываемом еврейском городе 38 из 195 домохозяйств были заняты в торговле, а остальные были кустарями, вдовами и сиротами или безработными. Торговые предприятия работали в следующих условиях:

… 15 семей имеют патенты первого разряда, 2 владеют одним расходным листком, а товару у каждого из них на пять-шесть рубл[ей]: 2 десятка спичек, 20 фунтов соли, 1 фунт монпансье, листов 20 папиросной бумаги и несколько катушек ниток. Весь этот «товарец» он сам покупает в кооперации и стоит с ним на улице прямо на земле, или он едет на ближайшую ярмарку, дабы заработать на фунт хлеба.

11 семейств имеет патент 2-го разряда, и такие у нас значатся крупными буржуа. Он едет в Жмеринку за каким-нибудь товаром, как то: за бочкой сельдей, 5 пуд[ами] керосину, 20 фунт[ами] конфет, 100 пач[ками] спичек, – все это обходится в пятьдесят-шестьдесят рубл[ей] [Там же: 395].

Даже самые крупные торговцы в Копай-городе – 12 семей с патентами 3-го разряда, – зарабатывали немногим больше прожиточного минимума. Большинство из них продавало ткани, что требовало патента 3-го разряда, если предприятие имело в запасе более 30 метров, независимо от того, было ли оно магазином. Торговцы, имевшие подобные помещения, обычно устраивали их прямо дома: в 20 домах в Копай-городе было больше одной комнаты, и в большинстве они состояли из «комнатушки с лавчонками вместе» или мастерской для торговли кустарными товарами [Там же].

Многие торговцы из малых городов существовали в условиях, которые описаны в этих письмах. Истории разъездных и уличных торговцев с патентами 1-го разряда нам неизвестны, зато определенная доля торговцев 2-го разряда подавала заявления на предоставление кредитов в Госбанк, в частные или государственные предприятия оптовой торговли, и поэтому информация о них есть в моей базе данных. В