Читать книгу - "Стать японцем - Александр Николаевич Мещеряков"

энергии, а потому необходимо задавать телу работу. Однако эти наставления были или подзабыты, или же имели ограниченное распространение (не распространялись на высшую элиту). Да и мерилось это движение другой меркой: рекомендуемая Кайбара Экикэн прогулка после принятия пищи составляла всего-навсего триста шагов... В любом случае нынешний призыв к активному образу жизни очаровывал японцев связью не со своим прошлым, а с настоящей европейской аурой.

Положение было особенно серьезным среди высших страт общества — аристократии (как военной, так и киотосской). Помимо гиподинамии, на их здоровье огромное влияние оказывал крайне ограниченный круг потенциальных брачных партнеров, что препятствовало появлению здорового потомства. Так, у императора Мэйдзи было пять братьев и сестер, но, кроме самого Мэйдзи, никто из них не пережил своего отца — императора Комэй, который скончался в возрасте 36 лет. Несмотря на заботу лучших врачей, долгожителей среди императоров и сёгунов было немного.

В эпоху Мэйдзи страна развивалась стремительно, и ее успехи были налицо — это было особенно заметно на фоне других стран «спящей» Азии. Фукудзава Юкити, знаменитый мыслитель того времени, уже в 1885 году обнародовал программную статью «Бегство из Азии», в которой он утверждал: Япония настолько оторвалась от своих азиатских соседей, что ей по дороге не с ними, а со странами Запада. Фукудзава Юкити описывал Японию как динамическое образование, в то время как в странах Азии «ничего не ме-

няется в течение столетий». Христианин Утимура Кандзо (1861—1930) вторил ему: «Наш западный сосед [имеется в виду Китай. — А. М.] до сих пор не имеет ни ярда железной дороги, мы импортировали культуру железных дорог, в результате чего мили и мили полотна добрались до самых удаленных уголков. За тридцать лет Япония перестала быть страной Востока»14. Достижения Японии удостаивались множества лестных оценок и на Западе. «Реформа тела» происходила медленнее, но, как казалось достаточно долгое время, она двигалась в верном направлении.

Глава 2

Тело японца: от кимоно к мундиру, от бритья к бороде

Население Японии распадалось на две основные категории, перед которыми стояли разные задачи в области реформирования тела. Элите (горожанам) предстояло отказаться от гиподинамии, перед «простонародьем» такой задачи не стояло. Однако и тем и другим предстояло изменить такой важнейший параметр, как одежда.

В начале правления Мэйдзи японцы посчитали свое тело «некрасивым», неприспособленным к модернизации и взяли за образец тело европейца. Однако «исправление тела» (наращивание мускулов, повышение роста, ликвидация кривизны ног, вызванной недостатком животного белка и принятым в стране способом сидения на полу, обычаем ношения младенцев и детей на спине и т. д.) — процесс длительный. Поэтому для начала было гораздо проще и даже естественнее «закамуфлировать» тело и скрыть его «недостатки» — то есть облачиться в европейское платье. Естественнее потому, что именно одежда в глазах японца всегда являлась показателем статуса. Соответствующая одежда служила показателем «цивилизованности» и «варварства». Поскольку именно Запад стал признаваться тогда за мерило цивилизации, то и одеваться, и вести себя следовало на западный манер. Относительно последовавшего в 1873 г. запрета на «дурные» обычаи прошлого (включал в себя, в частности, запрет мочиться на улицах и появляться на публике с обнаженными ногами) видный мыслитель Нисимура Сигэки (1828—1902) писал не как о малозначащей частности, а как о важнейшем событии, имеющем отношение к судьбам страны: чиновники и аристократы должны следить за своим телесным поведением, поскольку в противном случае страна не будет иметь права называть себя цивилизованной, «сколько ни тверди о богатой стране, сильной армии и открытости перед заграницей»15.

Национальная японская одежда вызывала у европейцев противоречивые чувства: она вроде бы и красива, но никак не подходит для двигательной активности. Вот как характеризовал традиционную японскую одежду И. А. Гончаров: «Глядя на фигуру стоящего в полной форме японца, с несколько поникшей головой, в этой мантии, с коробочкой на лбу [имеется в виду традиционный головной убор, представлявший собой подобие коробочки из папье-маше, подвязывающейся у подбородка шнурами. — А. М.] и в бесконечных панталонах, поневоле подумаешь, что к^кой-то проказник когда-то задал себе задачу одеть человека как можно неудобнее, чтоб ему нельзя было не только ходить и бегать, но даже шевелиться. Японцы так и одеты: шевелиться в этой одежде мудрено. Она выдумана затем, чтоб сидеть и важничать в ней. И когда видишь японцев, сидящих на пятках, то скажешь только, что эта вся амуниция как нельзя лучше пригнана к сидячему положению и что тогда она не лишена своего рода величавости и даже красива. Эти куски богатой шелковой материи, волнами обвивающие тело, прекрасно драпируются около ленивой живой массы, сохраняющей важность и неподвижность статуи»16.

Гончаров говорил о «неподвижности статуи» и о том, что японские одежды служат прежде всего церемониальным целям, но требованием эпохи был динамизм. Традиционная одежда препятствовала этому. Это было видно даже по походке: поскольку долгополое кимоно сужается книзу, то с точки зрения европейцев походка японцев выглядела «семенящей» и «шаркающей», быстрое передвижение в ней было невозможно. В особенности это касается женщин, нательное белье которых состояло из куска широкой материи, которая плотно обхватывала бедра и сковывала движения ног, что вело к тому, что носки ног были обращены при ходьбе внутрь.

Японская обувь также препятствовала быстрому передвижению. Она была рассчитана на частое и беспрепятственное снимание у входа в помещение или же при встрече на улице с более высокопоставленным лицом. В «гэта» (деревянная подошва на двух подставочках, где большой палец отделяется от остальных шнуром), предназначенных для ходьбы по улице

волочились по полу наподобие шлейфа у придворной дамы. Его прическа была такой же, как и у его придворных, но ее венчал длинный, жесткий и плоский плюмаж из черной проволочной ткани. Я называю это “плюмажем” за неимением лучшего слова, но на самом деле он не имел никакого отношения к перьям. Его брови были сбриты и нарисованы высоко на лбу; его щеки были нарумянены, а губы напомажены красным и золотым. Зубы были начернены»18.

На своем первом фотографическом портрете Мэйдзи предстает