Читать книгу - "Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир? (5-е изд., перераб. и доп.) - Андрей Вячеславович Кураев"

космической станции. В нее засеваются здоровые же семена. Они скупо поливаются здоровой водой. А по периметру ставится охрана — чтобы никто из людей или из зверей не ворвался и не растоптал эту уникальную делянку. Чтобы даже пыльца от мутантов не залетала сюда и чтобы ветры не приносили радиационную пыль, делянка обносится прозрачным шатром.

И все же с подпочвенными водами, через прорехи в куполе, с заходящими людьми, с фоновым излучением от соседних участков радиация проникает и сюда. Растения здесь болеют меньше, чем в незащищенных областях, но все же болеют. И здесь время от времени появляются мутанты. Когда тот или иной побег растения надежды проявляет склонность ко все тем же печальным мутациям, садовник безжалостно отрезает его и сжигает засохшие или мутировавшие колоски и ветви. Первый собранный урожай не раздается людям. Он весь высевается снова (вспомните, как создавал свой огородик Робинзон Крузо). Кто-то умирает от голода, но и ему не дается ни горстки этих драгоценных зерен. И так много поколений подряд. Пока, наконец, не будет создано семечко, настолько устойчивое к радиации, из которого можно будет сделать противоядие и исцелить все растения — и под шатром, и за его пределами — на всей земле. В конце концов среди этих первоначально многотысячных побегов одна веточка принесла тот плод, ради которого и существовало это странное земледелие. Этот плод можно вынести за пределы опытной станции и раздать всем желающим, чтобы в них, больных уже во многих поколениях, произошла новая, теперь уже добрая мутация.

Так и все жестокости в истории Израиля обусловлены не столько жестокостью народа Израиля и их Бога, сколько глобальностью того Дара, который должен войти в мир через Израиль. Чтобы «новое поколение Израиля не выбрало пепси-колу» — вокруг него создается стена изоляции. Каждый человек и каждый народ носит язычество в себе. Если предоставить религиозному чувству людей развиваться самостоятельно — оно создаст именно «язычество» — уютную религию духообщения. Если же есть еще и внешнее влияние, исходящее от языческой культуры быта, — это станет вообще неизбежно. Значит — строгий карантин.

И все ради того, чтобы на древе Иессеевом появилась одна-единственная ветвь, одна-единственная отрасль. Чтобы появилась на земле душа такой чистоты, такой распахнутости перед Богом, что, когда она скажет: «Се, раба Господня. Да будет мне по слову Твоему», — в ней Слово Бога станет человеческой плотью. На земле появится тот Небесный Хлеб, который теперь уже можно раздавать всем людям, всем эпохам[204].

Вот фундаментальная разница в христианском понимании истории Израиля и в иудейском. С точки зрения христиан, история Израиля имеет цель. Это тяжкий, но необходимый путь, который однажды должен кончиться. И то, что будет обретено в конце пути, будет дано не только Израилю и не ради лишь Израиля. Через Израиль оно будет дано для всех и ради всех. Значит — Израиль убивает язычников не только ради благополучия своих детей, но и ради спасения потомков тех, кто сейчас противостоит ему и его миссии.

Христианство более высоко оценивает историческую миссию Израиля, чем сам Израиль. Не ради себя существует Израиль, а ради всего человечества. Та мера близости с Богом, которая есть у него, дана ему не для того, чтобы навсегда противопоставить его иным народам, но для того, чтобы со временем уникальные привилегии Израиля распространились на всех. Вот только старший сын из притчи о блудном сыне не захотел, чтобы Отец принял его младшего брата…

Израиль не заметил тот момент в своей истории, когда он должен был раскрыться перед миром. Он дал миру Христа — но сам не заметил этого. Сам не осознал того, кто именно проповедовал на его священной земле. А в итоге, по верному слову католического богослова, «когда по завершении своей провиденциальной миссии Израиль возжелал сохранить свои привилегии, он стал узурпатором»[205].

Христианство разомкнуло отношения Израиля и Бога, включив в них остальные народы. И потому одной из первых тем христианского богословия стала… защита Израиля. «Церковь Божия, избегая крайностей и тех, и других (иудеев и гностиков), идет средним путем — и не соглашается подчиниться игу закона, и не допускает хулить его (выделено мною. — А. К.) и по прекращении его за то, что он был полезен в свое время» (свт. Иоанн Златоуст)[206]. Достаточно вспомнить издевки Цельса и Юлиана, дикие эскапады гностиков в адрес ветхозаветной истории и религии — и вновь станет ясно, что именно Церковь отвела угрозу от Израиля.

Для Церкви было богословски необходимо защищать Ветхий Завет. Если бы она его отвергла — она поставила бы под сомнение самый драгоценный из своих догматов: «Бог есть любовь». Если бы у Евангелия не было предыстории, то евангельская история выглядела бы случайной импровизацией. Бог, некогда создавший мир, забыл о нем. Его земные дети росли без пригляда. Но, когда все же они хоть малость похорошели — Небесный Отец вдруг вспомнил о нас и заглянул в гости. В таком случае неправ евангелист Иоанн, сказавший о Христе: «Пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1, 11). Нет, не к своим, а к чужим пришел Он — если Он не посещал их прежде. И тогда, кстати, нет ничего странного и трагического в том, что чужие не приняли чужака. Но вся трагедия Евангелия в том, что свои не приняли Своего…

Если отвергнуть Ветхозаветную прелюдию к Евангелию — у нас не будет уверенности в самом главном: Любовь — она всегда в Боге, или это было случайное чувство? Может, однажды на Него «накатило». И как Он не заботился о Своих земных детях до евангельских времен, так же Он может забыть о них и после. Вопрос об Израиле — в конце концов вопрос о нас самих. Можем ли мы быть уверены в том, что Бог и ныне с нами и будет впредь? Или же Тот, кто после первых же грехов людей отвернулся от них и на тысячелетия их забросил, так же реагирует и на наши беззакония? Есть ли в Боге, в Его любви и в Его терпении постоянство? Человеческое сердце требует надежды. Надежда требует вывода: Да, Бог — Тот же. «Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13, 8). «И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас; Я создал, и буду носить, поддерживать и охранять вас» (Исх. 46, 4).

Защищая Евангелие, Церковь должна была защищать и мир Пророков. Не только