Читать книгу - "Мобилизация организма. На что способно наше тело в экстремальных условиях - Ханнс-Кристиан Гунга"

настоящая находка. Публика слышит и читает о кораллах исключительно редко; такое, например, было в 1966 году. В статье, опубликованной НАСА, Джон Уэллс указал на то, что в девоне Земля вращалась быстрее, чем сегодня, а в сутках предположительно было всего 22 часа. Уэллс смог доказать это по крошечным, различимым только под микроскопом, расстояниям между суточными кольцами девонских кораллов. Подобно тому как в древесных стволах откладываются годичные кольца, так и у кораллов происходит отложение солей кальция, но ежесуточно. При подсчете суточных колец за один год получается число, превосходящее 365. Как показало это исследование, оно составляет в течение года от 385 до 410, то есть в среднем 400. Эти данные можно объяснить только укороченной продолжительностью суток, которое имело место в связи с ускоренным вращением Земли вокруг своей оси. Это открытие, возможно, показывает, как значительно повлияли приливные силы на замедление вращения Земли в течение миллионов лет.

Студентов геолого-палеонтологического факультета учили именно этому: точно наблюдать и описывать. На это мы не жалели времени. Да, нас к этому приучили. Каждое наблюдение, каким бы незначительным оно ни казалось на первый взгляд, надо было записать, а необычные структуры зарисовать. Так мы и работали. Помимо меня, на этот геолого-палеонтологический курс часто ходил один мой сокурсник Штефан. Он был сыном психиатра из соседнего городка Эйкельборна. С детства он интересовался минералами, а я окаменелостями, и мы хорошо друг друга дополняли. Уже в школе у нас были частые экскурсии в Мюнстерланд. С началом учебы мы предприняли несколько поездок в Марокко на поиски минералов и окаменелостей. Помимо интереса к неорганическим горным породам, Штефан питал склонность к растениям и травам. В его «жуке» можно было то и дело увидеть горшки с петрушкой, базиликом и тимьяном, и я молчу о его травяной плантации в студенческом общежитии. Я не мог разделять его воодушевления в уходе и выращивании растений, скорее мне это казалось чудачеством, но для него это имело особое значение. С ним можно было плодотворно спорить о чем угодно, и благодаря ему я многому научился в наших многочисленных поездках в Северную Африку на каникулах.

Благодаря этим поездкам я неплохо знал Южное Марокко и не в последнюю очередь благодаря этому знанию получил от ННО приглашение принять участие в экспедиции Александра фон Шуппе в Тафилалт. Вероятно, какую-то роль в формировании группы сыграл Хельмут Хельдер. Профессор Хельдер был в то время заведующим кафедрой палеонтологии в Мюнстере; у Хельдера я был на подхвате, как ассистент. Тогда, в семидесятые, заведующий кафедрой имел личного водителя, как и директор Института Макса Планка. В половине десятого утра он выезжал из института на Гивенбеккер-Вег в лекционный зал Музея на Пфердегассе. Там он в последний раз подбирал нужные диапозитивы для показа, а заодно давал мне полезные житейские советы. «Герр Гу-у-унга-аа», – громоподобно произносил он мощным баритоном на своем швабском наречии, отчетливо разделяя неспешный речевой поток запятыми, двоеточиями и восклицательными знаками. «Герр Гу-у-унга-аа, – говорил он, – вы должны знать, что хорошая лекция не обязательно должна быть понятной. Люди должны заинтересоваться тем, о чем никогда в жизни не слышали. Непонимание свое слушатели должны воспринимать как шанс узнать что-то действительно новое». Точка. Передача знания и образование проявлялись у него в редком единстве. Когда мы со Штефаном, уже будучи студентами, предложили институту купить у нас коллекции привезенных из Марокко окаменелостей, именно Хельдер выступил посредником. Вырученные средства мы смогли потратить на новые путешествия в другие районы Марокко.

Кроме того, Хельмут Хельдер был специалистом по аммонитам юрского периода. Но абсолютным апофеозом его курса было другое; он считал, что семинаров по научной истории вида недостаточно, и устраивал после них обсуждения в узком кругу, угощая гостей спекуляциусами в форме аммониева рога, которые пекла его жена Эрна; мы с удовольствием поглощали печенье и слушали стихи сочинения Хельдера. Китч? Академический романтизм? Ни в коем случае! Увлекательно, забавно, поучительно и глубокомысленно.

И вот теперь я стал участником проекта ННО, отчасти благодаря хорошему знанию района Хамар-Лагдад. В один прекрасный день мы оказались невдалеке от тех мест. Фокус на исследовании местности и бдительность по отношению к скорпионам – этих паукообразных часто раздражало наше присутствие – помешали мне вовремя заметить, как усилился ветер, а солнце затянуло пеленой. Только тогда мы увидели, что над горизонтом поднимаются темно-желтые облака и на глазах стремительно сгущаются в плотные завихрения. Клубок вскрылся. Мы быстро упаковали собранные находки, попрыгали в черно-красный полноприводный джип и ринулись в сторону Эрфуда. Этот оазис расположен всего в 20 км от Хамар-Лагдада. Сначала видимость была сносной, и я мог еще ориентироваться на местности. Но чем сильнее становилась пыльная буря, тем менее уверенно я себя чувствовал. Дорог там великое множество, и ведут они в самые разнообразные направления. Куда нам ехать сейчас – направо или налево? Мы свернули вправо, но щебеночная дорога через пару сотен метров привела нас в никуда. Вернулись к развилке. Но теперь случилась новая беда – наш джип застрял в вади, с жалобным скрежетом усевшись днищем на каменный выступ. Колеса бешено вращались, но машина не двигалась с места. Мы серьезно влипли. Испортилась не только машина, но и наше настроение. «Всем выйти из джипа! – крикнул я. – Будем толкать». Собранные нами находки сыграли роль балласта и помогли колесам встать на твердую почву. После недолгой остановки нам удалось освободить автомобиль и выбраться из занесенного песком вади, но теперь везде были пыль и мелкий песок – они скрипели на зубах, жгли глаза; пыль набивалась в нос. Мотор тоже работал с перебоями. Неудивительно: воздушный фильтр был забит. Где мы, черт возьми? За тучами песка и пыли не было видно солнца. Мы тащились с черепашьей скоростью, чтобы не потерять из виду дорогу. Вдруг впереди показался смутный силуэт, который при ближайшем рассмотрении оказался молоденьким пастухом с двумя козами и возник перед нашим джипом. Я остановил машину и на ломаном арабском спросил парня: «Это дорога на Эрфуд?» Он кивнул и показал рукой в направлении перпендикулярном тому, в котором мы ехали. Вероятно, мы незаметно для меня пересекли дорогу на Эрфуд и двинулись на запад. Если бы ехали так и дальше, то нам не встретилось бы ни одного оазиса.

Час спустя мы сидели в баре эрфудского отеля. Все, в том числе и я, чувствовали невероятное облегчение. Там мы узнали из рассказов о том, как трагически закончилась вылазка семерых немцев в ливийскую пустыню. 3 июня 1965 года они на трех машинах выехали из Каира в направлении оазиса Сива. Одна группа по дороге повернула назад, потому что участнику поездки стало дурно. Встреченный ими армейский