Читать книгу - "Фашисты - Майкл Манн"

align="left">1,89 Румыния 1,98 Испания 1,52 Югославия 1,31 Среднее по авторитарным странам 1,92 5,93 7,84 1,45 Бельгия 1,47 1,73 2,01 1,16 Чехословакия 1,15 Дания 2,00 2,64 12,78 4,84 Финляндия 1,19 1,25 2,57 2,06 Франция 1,38 1,67 2,63 1,58 Ирландия 1,18 Нидерланды 1,32 1,81 3,85 2,12 Норвегия 1,10 1,31 2,48 1,90 Швеция 1,11 Швейцария 1,62 1,65 1,63 0,99 Великобритания 1,48 1,93 2,09 1,08 США 1,45 2,52 4,90 1,94 Среднее по демократическим странам 1,45 1,83 3,88 1,76 Источник: Mitchell, 1993; 1995; 1998.

Почему же фашизм массово привлекал «низовую» интеллигенцию? До некоторой степени в этом отражалось господство в континентальных системах образования немецких университетов, а также немецких и французских военных академий. Однако, возможно, рост массовых движений угрожал власти и положению тех интеллектуалов, что были аристократией при старых режимах. Экономическое объяснение состоит в том, что высокообразованные профессионалы и студенты не могли найти работу, от этого склонялись к политическому радикализму, — а поскольку были в основном выходцами из среднего класса, радикализм их принимал правые формы. Более идеалистическое объяснение состоит в том, что интеллектуалов общество наделяет идеологической властью. Исследовать и объяснять смысл и значение происходящего — их работа. Кризис смыслов (порожденный сочетанием множества кризисов) именно интеллектуалы ощущают особенно остро — и первыми начинают искать на него новые ответы. В сущности, высокообразованные люди, увлеченные фашизмом, не принадлежали к тем, кто больше всего страдал от экономических потрясений. По-видимому, они обращались к фашизму, привлеченные идеей государства-нации, превосходящего классовые и иные различия. Разумеется, идеология развивается не в отрыве от реальной жизни. Эти люди происходили из социальной среды, в которой именно такие идеи пользовались особенной популярностью, жили повседневной жизнью, в которой эти идеи находили свой отзвук.

Поскольку большая часть фашистов была молодыми мужчинами, высказывается иногда предположение, что это было «поколение 1914 года» — первое взрослое поколение, заставшее Первую мировую войну (см., напр., Wohl, 1979). Исследуя конкретные случаи, я прихожу к выводу, что молодые люди — и не одно, а три или, по меньшей мере, два поколения, — черпали крайние национально-этатистские и парамилитаристские ценности не только в окопах, но и в военных академиях, университетах и других высших учебных заведениях. Началось это раньше Первой мировой войны. Значительная часть офицерских корпусов Восточной Европы обучалась в военных академиях Пруссии или Габсбургов. Метаксас, Кодряну, Салаши писали о том, что именно там сформировались их идеи. Расширение системы резервистов познакомило с милитаристическим национализмом большую часть молодежи. Первая мировая война укрепила эти ценности — и оставила после себя множество молодых людей, вооруженных, в форме, считающих парамилитаризм эффективным средством достижения политических перемен. А военные академии продолжали пропагандировать воинствующий национализм и по окончании войны.

Я вкратце очертил те идеологические пути коммуникации, по которым распространялись авторитарные и фашистские идеи. Некоторые из них были международными; другие начинались с «приграничных» государств — Германии и Франции, но оттуда вели на юг и восток Европы, где соответствующие идеи интерпретировались в каждой стране согласно национальным традициям. Для основных носителей этих идей — молодых, образованных, зачастую религиозных мужчин, часто военнослужащих или ветеранов — фашизм представал как целостная система смыслов. Именно эти люди, в силу возраста и опыта, привнесли в фашизм то, что обычно считают его иррациональной стороной, — свойственное молодости сочетание морализма и жестокости. Однако центр, юг и восток Европы не были монолитны: я уже выделил несколько структур, прежде всего религиозных, придававших различным типам авторитаризма в этом регионе особые черты и окраску.

Пока мы лишь очень бегло очертили основные идеологические причины возникновения фашизма. Будем надеяться, что, рассматривая конкретные случаи, мы узнаем больше.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Межвоенный подъем национализма и этатизма, по-видимому, невозможно было остановить. Национальные государства, все более сильные и замкнутые в себе, возникали повсюду. Однако этот подъем мог бы воплотиться в более умеренных формах национал-этатизма. Основной разлом — географический и концептуальный — проходил между либеральными демократиями и правым авторитаризмом в различных его формах. Почти все победители в Первой мировой войне склонялись к либеральной демократии. Однако не так-то легко было создать либерально-демократические национальные государства «росчерком пера», как попытались сделать в 1918 г. с проигравшими. В центре, на юге и на востоке Европы, где местные традиции и региональная культура не благоприятствовали парламентской демократии, она оставалась хрупкой и шаткой. Желание избежать риска, вместе с идеологией, превозносящей порядок и безопасность, вели к «профилактическим» репрессиям. Проиграв на выборах, передать верховную власть оппонентам — на северо-западе это была рутинная процедура; но там, где «мы» все более воплощали в себе мораль, цивилизацию и органическую нацию, а «они» все больше рассматривались как «изменники и предатели», это было очень проблематично. Партии здесь зачастую были более привержены высоким ценностям и идеалам, чем правилам демократической игры (Linz, 1978). Там, где движение верит, что цель оправдывает средства, оно куда охотнее обращается к насилию.

И наоборот: верховная власть парламента стала на северо-западе традицией, укоренившимся институтом — и, следовательно, институтом устойчивым. Социалисты здесь не сдавались коммунистам, консерваторы — органическим националистам, все вместе поддерживали инструментальную рациональность средств, а не целей, и боролись за голоса колеблющихся избирателей, что было абсолютно естественно