Читать книгу - "Вспоминалки - Владимир Рыскулов"

Работая шесть лет в Сирии, я не заметил этого перехода к беглой речи. При этом я мало общался с местным населением, даже соседями по дому, и не любил ходить по лавочкам. Тот уровень знаний языка, которого я достиг, был приобретён исключительно во время работы, а также дома за счёт штудирования словарей. Вскоре я понял, что говорить на диалекте намного проще, чем на литературном языке, поскольку та стройная, по-своему уникальная грамматика, которая выработалась в нём на протяжении многих столетий, в диалекте значительно упрощается или вовсе игнорируется, часть трудных согласных звуков заменяется более лёгкими, а гласные произносятся нечётко, либо вообще глотаются. Поэтому я постепенно стал говорить на сирийском диалекте. Бывали забавные случаи, когда какой-нибудь министр или ректор университета говорил на литературном языке, а я переводил с русского на арабский, пользуясь местным диалектом.

И ещё один момент, на который я сразу обратил внимание, начав работать с носителями языка — переводить легче, чем говорить самому. В первом случае делаешь это автоматически, не вникая в суть беседы (тут и темп речи выше, потому что поневоле волнуешься, а это мобилизует твои силы, и ты стремишься выполнить перевод как можно быстрее), во втором — приходиться думать прежде, чем что-то сказать (и ситуация иная: в отличие от работы, ты в расслабленном состоянии). Таким образом, беглость речи при переводе более высокая, чем при обычном разговоре.

Наследственная болезнь

Определённую трудность в моей работе как переводчика создавало грассирование. Об этом недостатке, который может помешать мне в будущем, уже на 1-ом курсе сказала наша преподавательница арабского языка. Ректор института, который вёл у нас теоретическую грамматику и основы реферирования, вспоминал, как на собеседовании, перед вступительными экзаменами в наш институт, сказал шутя одному абитуриенту:

— А нам такие кагтавые здесь не нужны.

К сожалению, никто не направил меня в дошкольном возрасте к логопеду. Ходить к нему я стал лишь в 1-ом классе. Она работала в соседнем интернате, который потом закрылся, а его ученики перешли к нам, образовав параллельные классы «Б». Логопед обнаружила, что кроме картавости, я неправильно произношу твёрдый звук «л». Она задавала мне специальные упражнения на дом, я пытался палочкой для осмотра горла (медицинским шпателем) заставить вибрировать маленький язычок на нёбе, но всё было напрасно: к логопеду я начал ходить слишком поздно.

Что касается «л», то в английском он произносится по-другому (смягчённый альвеолярный звук) а во французском и арабском он всегда мягкий (в последнем — кроме слова «Аллах»). Картавость мне помогала во французском, не мешала в английском (там маленький язычок на нёбе не вибрирует), но в арабском я с ней просто мучился. В контексте целого предложения меня понимали, но если приходилось произносить отдельные слова, возникали проблемы. Просто в арабском есть несколько похожих звуков, которые при грассировании говорящего легко на слух перепутать.

Поэтому когда мы заметили, что наши дочери тоже неправильно произносят многие звуки, мы пошли к врачу-логопеду, в районную поликлинику. Она хорошо отнеслась ко всем нашим трём дочерям и последовательно давала им направление в местный логопедический детский сад. Более того, у старшей (ныне покойной) были вообще проблемы с речью. И этот врач устроила её в бесплатный специализированный логопедический сад, где дочь быстро подтянули до требуемого уровня. Если же нас упрекали, что мы запустили её, находясь в первой загранкомандировке в Сирии (в Хомсе у неё было мало возможностей общения с другими детьми, потому что мы жили на отшибе; эти трудности с дочерью и заставили меня отказаться от продления загранкомандировки уже в качестве служащего Советской Армии), я обычно шутил:

— Знаете, я вообще начал говорить в три года, зато теперь меня невозможно остановить.

И это была чистая правда.

«Принеси цветы любые…»

Как-то летом, после 9-го класса, я случайно купил билет на концерт вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы», который проходил на стадионе «Динамо». Зелёный газон, низкие скамейки, тянущиеся вдоль арены, образуя небольшой полукруг, который заканчивался на уровне футбольных ворот; огромный щит с нарисованными на нём берёзками и скрипичными ключами и эстрада с приготовленными на всякий случай зонтиками-навесами от дождя. Ждали довольно долго. Вдруг раздался смех и оглушительные аплодисменты. На эстраду вышла старушка с ведром и шваброй и начала мыть пол. Через пять минут под звуки песни «Мой адрес — Советский Союз» на сцену выбежало восемь «Самоцветов», в белых костюмах с яркими кружевами у ворота. Первую часть концерта они исполняли песни, которые все прекрасно знали по выпущенным фирмой «Мелодия» грампластинкам, а после перерыва, заполненного выступлениями вначале юмориста, а затем пародиста, «Самоцветы» спели несколько неплохих новых, а также обработанных на современный лад народных песен. Выбегавших с цветами девушек они целовали и под смех и улюлюкание зрителей провожали новыми вариациями и зажигательными мотивами. Так, во время исполнения одной песни, когда солисты несколько раз повторили припев:

«Принеси цветы любые — буду очень рада я.

Не цветы твои люблю я, а люблю тебя».

— с задних рядов вышел солидный молодой человек, в чёрных брюках клёш и с букетом цветов, и в ожидании окончания этой песни начал танцевать манкис на гаревой дорожке, отвлекая этим внимание зрителей от выступления "Самоцветов". Тут же из первых рядов неожиданно выскочили милиционер и дружинник с красной повязкой на руке, почему-то одетый в меховую жилетку (это было 7 августа), и куда-то увели его. Затем начался дождь, и незнакомая девушка, которая сидела рядом со мной, пустила меня под свой зонт. Конечно, «Самоцветы» пели вживую, поэтому качество звучания и голоса заметно уступали тем, что мы слышали на их грампластинках, но всё равно это было прекрасно.

Впоследствии я ещё раз сходил на концерт «Самоцветов» на стадионе «Динамо», а также ВИА «Ариэль» в одном из Дворцов культуры. В целом, несмотря на мою любовь к западной музыке, я собирал и слушал пластинки не только иностранных, но и наших, советских групп, знал мелодии и слова многих известных песен и мог их пропеть не только в компании с другими людьми, но и в одиночку.

О сирийцах

Гостеприимство. Если я заходил к соседям по каком-нибудь вопросу или в лавку, где разговаривал с хозяином, тут же мне угощали чаем (помимо чёрного, зелёным, мате и каркаде), либо крепким, густым кофе, от которого сразу начинало быстро биться сердце. То же самое было