Читать книгу - "Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях - Рубен Валерьевич Маркарьян"

С другой стороны, сведения о судимости, раз уж они прозвучали, защитник вправе и обязан обернуть в пользу своего подзащитного. Это лучше, чем канючить перед присяжными: «Не обращайте внимания на его прошлое, пожалуйста, ибо это незаконно.» и т. п.

Лучше уж тогда сказать, не преминув уколоть прокурора за запрещенный прием: «Вот, прокурор, зная закон, зная о недопустимости разглашения сведений о судимости, видимо, от безысходности сообщил вам: он – бывший зек, не верьте ему! Видать, слаба позиция обвинения, раз опустились до запрещенных приемов. Ладно, что мы, не видели с вами бывших зеков? Среди них Сервантес и Солженицын, Вацлав Гавел и Нельсон Мандела. Я не хочу ставить моего подзащитного в один ряд с великими людьми, сидевшими в разное время и за разные преступления. Я лишь хочу подчеркнуть, что система исправления осужденных не только исправляет, но и учит. Неужели мой подзащитный, пройдя школу криминальной среды, оставил бы после себя такие улики? Неужели он не позаботился бы об алиби и уничтожении доказательств? Наличие доказательств как раз в этом случае свидетельствует не о доказанности вины, а наоборот… Не напрасно прокурор цепляется за соломинку, применяя запрещенные приемы.»

Много раз в комнате присяжных звучали такие слова при обсуждении: «Ну, мы-то с вами знаем, чему учит наша зона. Никогда бы подсудимый так не сделал, он бы. Тут что-то не то, тут явная подстава.»

Такие слова означают сомнения. А сомнения толкуются в пользу подсудимого, это присяжные знают точно, в напутственном слове им об этом еще и напоминает судья.

5.3.3. В учебной литературе прочел вот что: «Если в ходе судебного следствия выясняется, что подсудимого замучили угрызения совести и он раскаялся в совершенном деянии; случайно получил ранения, совершая преступление; добровольно до суда возместил какие-то убытки потерпевшему; содержался до суда в плохих условиях; пострадал как-то еще, вне прямой связи с рассматриваемым делом, например подвергся силовому давлению со стороны органов следствия, присяжные могут решить, что он уже расплатился за свое преступление, и учесть это в своем вердикте, в вопросе о снисхождении (как и судья в приговоре). Иногда подсудимого рассматривают как козла отпущения, страдающего за чужие грехи; чем сильнее представление о нем как о падшем ангеле, провинившемся не больше других, тем больше вероятность снисхождения и даже оправдания».

Отчасти можно согласиться, конечно. Так и должно быть. Так чаще всего и бывает. Но хочу поделиться вот каким наблюдением. Раскрыть смысл его, наверное, придется, прибегнув к помощи специалистов в теории кратического (властного) поведения.

Я заметил, что часто присяжные заседатели, видя перед собой человека, явно случайно попавшего в тиски правосудия и обвиняемого в особо тяжком преступлении, этакого «ботаника», охотнее обвинят его «по полной», без всякого снисхождения, в случае, если он будет говорить: «Не хотел… оборонялся… был в состоянии аффекта» и т. п., чем матерого социопата.

То есть бывают же случаи, когда обвиняемый – «простой инженер» или «сельский интеллигент» – не полностью отвергает свое участие в преступлении, а признается в менее тяжком составе (причинение смерти по неосторожности, убийство в состоянии аффекта). А то и просто просит снисхождения, когда убил в силу стечения обстоятельств.

Присяжные находят в таком человеке много черт, не заслуживающих снисхождения, делая из него монстра. Фраза «Он слишком положительный, но. в тихом омуте черти водятся.» неоднократно была мной услышана в комнате присяжных.

И наоборот. Если на скамье подсудимых матерый рецидивист, этакий «бывалый», в наколках, по какой-то причине присяжные будут искать повод если не оправдать его, то хотя бы признать заслуживающим снисхождения. Наблюдая через мониторы за лицами присяжных, я ловил себя на мысли, что они хотят быть справедливыми. Поэтому слабого и безвольного можно справедливо осудить, а сильного и волевого справедливо оправдать. Может быть, внутренне присяжными руководил страх? Видя слабого перед собой, его можно пнуть побольнее. Но сильный может пнуть в ответ. Хоть и запертый, настоящий преступник «с двумя ходками за плечами» выглядит для присяжных устрашающе. Это как со львом и кроликом в клетке. Мы можем дать кролику морковку, открыть клетку и погладить его. И вечером сделать из него рагу. Но ко льву мы подходим осторожно, гладить его отважится не каждый, а уж рагу делать из льва как-то не принято.

5.3.4. Надо особо отметить роль ситуации и жертвы. Размышляя о совершенном преступлении, присяжные могут объяснить преступное поведение подсудимого не только его личностью, но и ситуацией, в которую он попал, а также поведением жертвы.

Если поведение подсудимого в рассматриваемой ситуации не существенно отличается от стандартного его поведения, то его действия могут быть восприняты не как умышленные, а скорее как привычные. В деле о врачебной ошибке, например, когда мою подзащитную – оперирующего хирурга обвиняли в убийстве мужа и его любовницы после тяжелого ДТП, присяжные не поверили прокурору, что доктор умышленно лишила жизни двух человек, несмотря на очевидный мотив – ревность. Для нее тяжелые операции были чем-то привычным, смерть в больнице в результате тяжелых травм – обычное дело, так что присяжные не смогли себе представить, что профессионал, дававший клятву Гиппократа, вдруг начнет убивать пациентов, даже если они ему чем-то насолили.

Большое внимание присяжные уделяют роли жертвы, если поведение жертвы каким-то образом выходило за рамки повседневно-обычного или приемлемого с точки зрения морали. Недаром же в статье 61 УК РФ в качестве одного из смягчающих обстоятельств указано аморальное или противоправное поведение потерпевшего, явившееся поводом для преступления.

Адвокат в своем выступлении может и должен при определенных обстоятельствах возложить части вины на жертву преступления. Или хотя бы попытаться смягчить отношение к подсудимому за счет умаления личности жертвы.

Например, в деле, о котором я писал выше, двое рабочих в загородном доме обвинялись в убийстве хозяйки с целью хищения ее имущества. Однако в суде была продемонстрирована видеозапись, как эта женщина издевалась над своими подчиненными, выглядела буквально как Салтычиха: могла оскорбить, унизить, ударить, не выплатить зарплату и т. п. Присяжные не могли не обратить на это внимание и всячески искали повод для оправдания подсудимых. Повод для них нашелся, присяжные пришли к выводу, что рабочим незачем было убивать хозяйку, чтобы завладеть ее имуществом, достаточно было просто его похитить тайно. А если они ее убили из мести за издевательства, то тогда и обвинить их надо было в этом. Но прокурор их в этом преступлении не обвинял, он обвинял в убийстве, сопряженном с разбоем, на что пришлось обратить внимание в речи