Читать книгу - "Милый друг Змей Горыныч. Сборник литературно-философских эссе - Евгений Валентинович Лукин"

человек должен достичь своего полного развития, где наука, свобода, счастье и слава должны распространяться с миром» (Джордж Вашингтон).

В то же время и патриарх Никон мыслит устроение на земле Нового Иерусалима, но наполняет его иным, мистическим содержанием и преследует очевидную цель сотворения теократического государства. Царь Алексей Михайлович твердо пресекает всяческие попытки поставить «священство превыше царства», а его царственный сын вообще уничтожает патриаршество как институт возможного духовного противостояния: «Простой народ не ведает, како разнствует власть духовная от самодержавной, но великою высочайшего пастыря честию и славою удивляемый, помышляет, что таковый правитель есть то второй государь, самодержцу равносильный, или и больши его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство» («Духовный регламент»). Петровская модернизация зиждется на стремлении разумно преобразовать Россию на западный лад, исключая какую-либо религиозную поддержку. Русская триада приобретает другое содержание: самодержавие, православие, народность.

Петербургская идея как идея целесообразного переустройства страны заключается в создании современного имперского государства, действующего на благо своих подданных. Провозглашая себя императором, Петр Великий дает клятву «стараться о пользе общей, от чего народ получит облегчение». Самодержавная идея Петра отрицает свободу и личный почин, который должен принадлежать только властвующей воле: «Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству. Англинская вольность здесь не у места, как к стене горох».

Петровский абсолютизм сакрализует государство, выдвигая взамен личного интереса некую «общую пользу», некое всеобщее благо. Подданный обязан «служить отечеству верою и правдою, имея целью искренно и усердно соединиться с правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений» (Александр Пушкин). Этот сакральный идефикс державности остается до сих пор. В другой популярной песне поется: «Раньше думай о Родине, а потом о себе».

Однако такому государству для исполнения единой верховной воли все равно требуются трудолюбивые и инициативные работники, поэтому особое значение приобретает профессия. Об острой нехватке специалистов свидетельствует посылка Петром Великим молодых людей учиться на Запад, что, наряду с учреждением Императорского университета и «Академии наук и курьезных художеств», осуществляется по указу монаршему, но зачастую против воли частной, а тем более религиозной.

Немецкое слово Beruf, как и английское calling, одновременно означает и профессию, и призвание. Оно имеет явную сакральную окраску и всецело согласуется с кальвинистской идеей судьбы, когда конкретная работа предопределяется божественным промыслом. Такая необычная слиянность свободной творческой инициативы и профессионального труда как задания, полученного от горней силы, позволяет чудесно преобразить человека. Человек самозабвенно трудится на своем поприще во имя будущего спасения души, а всевышним мерилом его деятельности является конечный результат, имеющий вещественные признаки.

Ничего подобного не наблюдается в России, где между призванием и профессией пролегает пропасть. С трудом представляется, что в реальной жизни Михаил Салтыков-Щедрин был вице-губернатором, а Федор Тютчев и Аполлон Майков — цензорами. Ибо профессия обнаруживается как нечто рутинное, земное, а призвание дается как небесная благодать. Ярким образчиком такого противопоставления является небезызвестный суд над «тунеядцем» Иосифом Бродским, когда поэт под профессией понимает свое божественное призвание, а судья требует этому документального свидетельства, выданного государственным органом. Печальная российская картина: профессия без призвания как участь без счастья.

Трехсотлетняя десакрализация тех или иных ценностей закончилась крахом последней триады (самодержавие, коммунизм, народность). Петербургская идея как идея рационального преобразования страны переживает кризис, поскольку отрицает религиозный фактор. Нынешняя попытка переустройства по великому, но чужому образцу объясняется, на мой взгляд, превратным представлением об американской мечте как мечте материалистической.

Для постороннего взгляда американская мечта реализуется как счастье, успех, удача, обретая зримые очертания — дом на лужайке, серебристый лимузин, благоразумная жена, здоровый образ жизни. Но по сути она является высокой религиозной ценностью и зиждется на древнегерманской идее судьбы. Американская мечта — это каждодневный напряженный труд, свободная творческая инициатива, трезвый расчет, аскетическое отношение к благам, и все перечисленное — лишь во имя Божие. Известное высказывание Франклина «время — деньги» служит для американцев таким же нравственным императивом, каким для русских традиционным оправданием безделья и нищеты является поговорка «от трудов праведных не наживешь палат каменных».

Несмотря на кризис, петербургская идея остается неисчерпаемой, ибо основывается на рационализме, который исторически перспективен, если пронизан религиозным духом. Поэтому сегодня так необходимо Духовное Преображение, обусловленное пробуждением творческого начала в человеке, созданном по образу и подобию Божьему. Оно подразумевает свободную творческую инициативу, а главное — свободную творческую волю, каковой от Бога обладает любой, а не только избранный венценосец. Оно предполагает свободный созидательный труд на благо каждого, а не пресловутую «общую пользу», задаром учиненную на ленинском субботнике. Оно требует воспитания мужества и стойкости к превратностям судьбы, стремления к открытиям, новизне, первопроходству в любой области жизнедеятельности. И, конечно, оно требует вдохновенного призыва, обращенного к человеку: слово, подвигающее к созидательному труду, есть слово Божие.

* * *

Часть II

Мирские адаманты

О русской стихотворной эпитафии

В святой Саровской обители, близ алтаря теплой церкви, воздвигся памятник всечестному отцу Назарию. Он скончался в 1809 году в тихой келье на берегу речки Саровки, затерявшейся в дремучих лесах. Своим духовным чадам блаженный старец заповедал иметь «дело в руках, молитву на устах, слезы в очах и весь ум в богомыслии». На памятнике ему благоговейная паства начертала надпись:

Назарий прахом здесь, душою в небесах, И будет незабвен в чувствительных сердцах, В которых он вместил священны те таланты, Пред коими ничто мирские адаманты. Покойся, отче, здесь без скорби и рыданья, Доколь наступит день камуждо воздаянья.

Такова, видимо, греховная суть человека, что не может он, любя и сострадая, не нарушить завет мудрого саровского отшельника — хранить душевное и телесное безмолвие. Трогательная эпитафия на обелиске есть последний мирской адамант, венчающий жизненный путь, ибо ее подлинность, ее соответствие Истине не ведомы никому из остающихся на земле: Судный день еще не