Читать книгу - "Долгая дорога к маме - Михаил Константинович Зарубин"

Старые власти, не советские, а еще царские, не раз думали, как преобразовать Марсово поле — «Петербургскую Сахару». Разумеется, о кладбище они не помышляли. Один из проектов предлагал строительство здания государственной Думы. Другой — Дворца правосудия. Но на замыслы времени не хватило. Преходящие изменения не в счет: иногда здесь ресторан открывали, однажды даже соорудили помещение для панорамы «Севастопольская оборона», правда, ее быстро увезли в Севастополь. Одним словом, до семнадцатого года ничего постоянного на этом пустыре так и не появилось.

Февральская революция прошла, если судить по сегодняшней информации, без больших жертв. Цифры разные, объективных источников не найти, да и то сказать, кто эти жертвы подсчитывал… Однако где-то вычитал, будто погибла в Петрограде тысяча триста двадцать человек. Кого-то родственники похоронили на кладбищах. А вот у ста восьмидесяти человек, видимо, не оказалось ни родных, ни близких, которые бы о них позаботились. Что это были за люди? Почти сто лет прошло, но так никто и не выяснил их имена. Скорее всего, случайные люди, которые в ненужное время оказались в ненужном месте. Кто-то приехал в столицу из деревни или какого-другого места великой империи, искать их было некому…

Так и пролежали эти горемыки почти месяц на улице, никем не востребованные. Были и морозы, были и оттепели, пошел от них душок нехороший и вообще — где это видано, чтобы мертвецы незахороненные в городе лежали. И тут новым властям — нет, еще не большевикам, Временному правительству — пришла в голову идея захоронить их вместе, как жертв царизма. Была создана специальная погребальная комиссия во главе с А.М. Горьким. Говорят, он и спас Дворцовую площадь от того, чтобы стать ей кладбищенской, хоронить решили на пустыре, то есть на Марсовом поле.

Похороны проходили при огромном стечении народа, и каждый гроб, опущенный в землю, сопровождался залпом с Петропавловки.

«Я видел Марсово поле, — писал будущий нобелевский лауреат Иван Бунин, — на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых! Комедию проделали с полным легкомыслием и, оскорбив прах никому не ведомых покойников высокопарным красноречием, из края в край изрыли и истоптали великолепную площадь, обезобразив ее буграми, натыкали на ней высоких голых шестов в длиннейших и узких черных тряпках и зачем-то огородили ее дощатыми заборами, на скорую руку сколоченными, и мерзкими не менее шестов своей дикарской простотой».

В России законодательством было определено, что кладбища в городах должны устраиваться на расстоянии не менее ста саженей от последнего жилья. Правда и то, что города разрастаются быстро, и кладбища оказываются среди жилых массивов, но это уже другая история. Вот что произошло в центре города: на Марсовом поле устроили групповое захоронение, братскую могилу. Но люди, похороненные в ней, умерли не за общее дело, как братья.

Меж тем в 1917–1919 известный архитектор И.А. Фомин спланировал здесь партерный сад, другой не менее известный архитектор создал мемориал из серого и розового гранита, а также в работе над этим памятником принимали участие известные художники Конашевич и Тырса. Надписи сочинил нарком Луначарский.

«Не жертвы — герои лежат под этой могилой. Не горе, а зависть рождает судьба ваша в сердцах всех благодарных потомков. В красные страшные дни славно вы жили и умирали прекрасно».

Тех, кто похоронен в марте восемнадцатого, действительно можно назвать жертвами, только не жертвами царизма. И надпись по отношению к ним звучит просто цинично. Впрочем, в этой земле упокоились совершенно разные люди: через год сюда легли рабочие — участники Ярославского восстания, за ними участники обороны Петрограда от генерала Юденича — почти все безымянные. А затем люди с именами. Например, первый начальник питерской ЧК Моисей Урицкий.

Кто он такой? Участвовал в бунтах девятьсот пятого года, провоцируя людей на погромы. Потом сидел в тюрьмах, лагерях, на поселении и находился в эмиграции, где близко сошелся с Троцким. В семнадцатом году вместе с Львом Давыдовичем на одном пароходе вернулся в Россию из США. Сейчас, через сто лет, открываются тайники прошлого. Недавно в передаче Первого канала телевидения отмечалось, что этот пароход и отправка революционеров во главе с Троцким в Россию финансировалось Америкой с целью развала и ослабления России — могучего экономического конкурента США. Точно так же, как генштаб Германии финансировал возвращение в Петроград Ленина и других революционеров в так называемом «пломбированном вагоне».

Должность руководителя ЧК провокатор и погромщик Урицкий получил в марте восемнадцатого, когда правительство советской России переехало в Москву. Что он знал о своей новой работе, как и все, подобравшие власть? Ничего. Любил ли Россию? Вряд ли. Он любил вино и власть. Вино пьянило его, и он, маленький тщедушный человечек на кривых ножках, казался, по крайней мере, себе, красавцем. Власть помогала ему ни от кого не зависеть.

Какими делами прославился «герой», который с почестями похоронен на Марсовом поле? За шесть месяцев руководства карательного органа по его приказам были расстреляны рабочие — участники демонстрации, протестующие против произвола властей, убиты офицеры Балтийского флота вместе с семьями, затоплены в Финском заливе несколько барж с арестованными флотскими офицерами. Это те, чью гибель подтверждают документы. А сколько людей ушло на тот свет по его приказам, не оставив следа? Он мало чем отличался от других «урицких», творивших зло в других городах и селах на просторах России-матушки.

Застрелил главного питерского чекиста молодой поэт Леонид Канигиссер. Ответом на это послужил расстрел в Петрограде несколько сотен заложников из «непролетарских» слоев населения. Такие же массовые расстрелы прошли и в других городах, а имя «товарища Урицкого» было присвоено городам и селам, улицам и площадям. Лиха беда начало.

К Моисею Урицкому добавили убитых: Моисея Володарского, Семена Нахимсона, Рудольфа Сиверса, четырех латышских стрелков из Тухумского полка. При Петросовете даже создали специальную комиссию, которая занималась подбором товарищей, достойных быть погребенными на Марсовом поле. С помощью комиссии захоронили девятнадцать известных и мало кому известных, и просто неизвестных большевиков, погибших на фронтах Гражданской войны.

В 1922 году на Марсовом поле состоялись похороны девятилетнего Коти Мгеброва-Чекана, юного актера петроградского Рабочего Революционного Героического театра. Это стало причиной недовольства группы большевиков. В частности, старый большевик Петров-Вилюйский хотел дознаться, чем руководствовалась комиссия, дав разрешение на захоронение мальчишки, попавшего под трамвай, среди заслуженных революционеров?