Читать книгу - "Неизведанные земли. Колумб - Фелипе Фернандес-Арместо"

районах Кубы. Какое-то время он склонялся ко второму варианту, даже отправил посольство со своим «по-халдейски говорящим» переводчиком навести справки внутри страны, «но, не обнаружив никаких признаков организованного правления, они решили вернуться»[231].

Постепенно, в течение всего периода пребывания на Кубе, Колумб начал все больше подчеркивать особые достоинства этой земли, ценные сами по себе. Темы восхваления местной природы и наслаждения ее красотой, которые затрагивались ранее в его повествовании, теперь сделались доминирующими. Он готовил монархов (возможно, убеждая при этом самого себя) к необходимости колонизации и прямой эксплуатации открытых им земель для получения местной продукции, независимо от той ценности, которую они могли бы иметь в качестве перевалочных пунктов для предполагаемых выгод восточной торговли. Куба представлялась в его высокопарных речах не реальным, а литературным «идеальным островом», она не нуждалась в подробном описании, здесь все было чудесным и прекрасным, и человек жил в единении и гармонии с природой. В общем, самая изумительная страна из тех, что «ни в сказке сказать, ни пером описать». Как правило, Колумб признавался в своей неспособности точно определить «плоды земли» какой-либо местности. Например, он ошибался, когда думал, что узнал мастиковое дерево. Однако он предположил, что столь изобильная растительность должна давать много продуктов, пригодных для торговли.

Его отношение к коренным жителям тоже претерпело изменения, по крайней мере, на первый план вышла одна из привычных тем, потеснив другие. По мере того как уменьшались перспективы выгодной эксплуатации жителей, увеличивалась надежда Колумба на их обращение в христианство. Он создал себе образ облагороженной католической церкви, возведенной во владениях монархов из чистого материала, который Бог предоставил им в открытых землях и который сохранился бы не запятнанным никакими загрязняющими влияниями. «И, Ваши Высочества, когда их дни завершатся – ибо все мы смертны, – они покинут свои царства мирно, свободные от ереси и злобы, и будут хорошо приняты у трона вечного Творца». Проект идеальной апостольской общины в Новом Свете, к которому Колумб часто возвращался, напоминал ту мощную францисканскую идею, которая обусловила активную миссионерскую деятельность ордена в следующем столетии. Эта миссия возрастала в сознании Колумба на протяжении всей его дальнейшей жизни, пока, судя по всему, не сделалась доминирующим элементом в восприятии открытий и не принесла ему ощущение особого достоинства в роли исполнителя ниспосланного свыше замысла[232].

Тем временем некоторые из его спутников по путешествию теряли терпение из-за скудных материальных результатов открытий, невзирая на великие замыслы Колумба в области духовной. 20 ноября Мартин Пинсон без разрешения отправился на поиски золота по островам, либо пресытившись красотами Кубы, либо раздосадованный ее бедностью. После этого раскола в рядах, названного Колумбом «предательством», другие исследователи вряд ли смогли бы долго оставаться на Кубе, и 23 ноября Колумб начал искать попутный ветер, который унес бы его оттуда. Когда наконец Колумб поймал его 5 декабря, случайно, из-за внезапной смены направления, то оказался на самом важном острове, который ему когда-либо доводилось открыть. Самоназвание острова было Гаити, но Колумб, уже использовавший имена членов испанской королевской семьи и, что более важно, святого семейства, почтил нацию, поддержавшую его предприятие, назвав его La Isla Española[233] (или Hispaniola, как ее называют на английских картах). Эспаньола была важной находкой по двум причинам. Во-первых, хотя и оказалось, что это не Чипангу, здесь нашлось изрядное количество золота, а в том и была суть миссии Колумба; без этого он почти наверняка вернулся бы домой, подвергнувшись насмешкам и оставшись в безвестности. Во-вторых, культура коренных народов, процветавшая здесь, обладала достаточными богатствами и мастерством, чтобы произвести впечатление на испанцев. С некоторыми из местных жителей Колумб смог установить, как он думал, дружеские отношения, и он обосновался на их территории как на предполагаемом месте будущей колонии. В том, что сохранилось от его описания, Колумб не упоминает о высоком уровне материальной культуры острова: об искусной каменной и деревянной отделке церемониальных помещений, напоминающих мезоамериканские площадки для игры в мяч; каменных ожерельях, подвесках и стилизованных статуях; богато украшенных резьбой деревянных табуретах (duhos); антропоморфных или зооморфных личных украшениях из золота (çemis). Тем не менее он отчетливо осознавал, что Эспаньола – его лучшая на данный момент находка, с самой многообещающей природой и самыми искусными жителями.

После тщательной разведки северного побережья Колумб установил свой первый контакт с местным государством на Эспаньоле недалеко от современного порта Пор-де-Пе. Он оказал касику, местному вождю, должные почести и рассказал ему, что

«прибыл от монархов Кастилии, величайших властителей в мире. Но… касик скорее поверил бы, что испанцы пришли с неба и что владения Кастилии находятся там же… Все острова настолько полностью находятся в распоряжении Ваших Высочеств, что остается только установить испанское присутствие и приказать им выполнять Вашу волю. Ибо я мог бы пройти все эти острова огнем и мечом, не встречая сопротивления… так что они в Вашем распоряжении, и Вы можете заставить их работать, сеять семена и делать все необходимое, и построить город, и научить их носить одежду, и перенять наши обычаи»[234].

Изменения в восприятии Колумба сделанных им открытий предвосхищают все несчастья двойственной политики Испании в Новом Свете. Быстрая нажива, к которой он стремился вначале (экзотические продукты, коммерческая прибыль), была вытеснена образом безмятежного мира, который виделся цельным, с обходительными жителями и всеми домашними удобствами. Но эта неравноправная Аркадия[235] могла быть создана только при наличии социальной и моральной ответственности: индейцы должны были быть «цивилизованы» по образу и подобию метрополии, а колонисты были бы не только хозяевами, но и учителями. Для будущих завоеваний существовало три различных проекта: быстрая и безответственная миграция; долгое построение колониальной утопии; «цивилизаторская» миссия. Испанцы могли присасываться, как пиявки, строить, как пчелы, или раскидывать всеобъемлющую паутину, как пауки. Ни Колумб, ни его преемники так и не разрешили этих противоречий.

Он принялся закладывать основы колониальной империи, когда установил прочную личную связь, сдобренную подарками и укрепленную впечатлением, производимым изрыгающим огонь стальным оружием, с самым важным касиком, которого он смог найти, по имени Гуаканагари, вождем, как полагал Колумб, северной части острова. По договоренности с Гуаканагари он сделал первый шаг к установлению испанского «присутствия», воздвигнув на северном побережье небольшую крепость в Пуэрто-Навидад и разместив там гарнизон из 39 человек, которые должны были остаться собирать золото и ждать новой экспедиции из Кастилии.

Создание укрепленной фортеции являлось действительно новым шагом: оно не противоречило миссии Колумба, но было признаком политики, ранее не предусмотренной. Это можно понять как развитие событий, возникшее в результате появления новых возможностей и разочарования в прежних ожиданиях, с чем