Читать книгу - "Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России - Кристин Воробец"

В силу того, что часть территории Украины находилась в свое время под властью Польши, в верованиях украинских крестьян не могли не отразиться некоторые элементы европейских представлений о колдовстве XVI–XVII веков. Богатые предания украинских и русских крестьян в последние десятилетия царской России свидетельствуют о культурном заимствовании европейских традиций: шабаш ведьм, вероотступничество и общая демонизация зла, которую образованная элита в свое время добавила к народным верованиям европейских крестьян в стремлении создать более рациональный религиозный и политический порядок[305]. Эта устная культура также была несколько преобразована представителями российской и украинской элиты, которые отправлялись в деревни изучать крестьян, опираясь на свои предвзятые представления об этих крестьянах. Вопросы, которые этнографы и врачи задавали подопечным, проистекали из их знакомства с западноевропейскими работами по колдовству. Упоминания о шабашах ведьм, например, могли исходить не от самих крестьян, а от этнографов, что объясняет, почему крестьяне не всегда имели представление об идеях, которые им ошибочно приписывали. Сообщая о своих недугах разным собеседникам, крестьяне могли варьировать свои объяснения в соответствии с ожиданиями. Например, русские крестьяне не возражали поговорить с этнографами о человеческом источнике несчастий, но в то же время подчеркнули бы демоническую сторону одержимости, обращаясь к священнику или монаху для изгнания терзающих их бесов. Добраться до истинного крестьянского менталитета – трудная задача, поскольку все данные искажены из‐за предубеждений исследователей, а также попыток крестьян подстроиться под ожидания.

Этнографические материалы XIX – начала XX века позволяют предположить, что русские и украинские крестьяне не делали различий между ведьмами и колдунами. В отличие от африканских племенных обществ, они объединяли «врожденные психические способности» ведьмы со способностями жреца причинять вред другим при помощи вредоносных зелий и заклинаний[306]. В речи крестьян (или, по крайней мере, у образованной элиты при описании верований крестьян) термины «ведьма»/«відьма» (на русском и украинском языках соответственно) и «колдунья» были взаимозаменяемы с явным предпочтением последнего, но мужчин с соответствующими способностями называли «колдунами». В конечном счете любой в деревне и за ее пределами мог оказаться колдуном. Обвинение человека в причастности к колдовству не обеспечивало обвинителю иммунитета от подозрений того же рода при других обстоятельствах.

В то же время более уязвимыми для обвинений в колдовстве и злом умысле в украинских и российских селах были целители. Согласно этнографическим данным, русские крестьяне XIX века среди прочего иногда называли ведьму или колдуна «знахарем/знахаркой», «лекарем/лекаркой», «шептуном/шептуньей» или «заговорником[307]. Украинские крестьяне в Харьковской губернии также путали ведьм и колдунов со знахарями, предполагая, что существует тонкая грань между черной и белой магией – магией при помощи злых духов и без нее[308]. Поскольку крестьяне считали, что болезнь имела сверхъестественные причины, они искали тех, кто имел доступ к сверхъестественному.

Действительно, у знахарей и ведьм было много общего. Чтобы обеспечить эффективность своих целительных способностей, ясновидения или способности снимать проклятия, они делали тайну из своих практик, шепча и бормоча заклинания над лекарствами и зельями, из‐за чего пациентам было трудно узнать, просил ли целитель помощи у Бога, Богородицы и святых или дьявола.

Вильо Мансикка, исследователь русских народных верований начала XX века, утверждал обратное: знахарь и ведьма или колдун («чернокнижник») – полные противоположности. Целитель просит о помощи Бога, а колдун полагается на помощь дьявола. По словам Мансикки, колдун обычно специализировался на абортах, любовных заговорах, снятии проклятий, «присаживании» болезней и порче новобрачных. Однако данные свидетельствуют о том, что четкого различия между ведьмами и колдунами с одной стороны и целителями с другой не существовало. И те, и другие делали аборты, снимали заклятия и насылали болезни, хотя знахарей крестьяне, как правило, в порче молодоженов не обвиняли. Более точным выглядит предположение Мансикки насчет значимости намерений: если знахарь действовал кому-то во вред (или подозревался в намеренном вредительстве), он становился в крестьянских умах колдуном, а его силы – злыми[309].

Будет считать крестьянин знахаря добрым или злым, часто зависело от результатов лечения. Хотя крестьяне не спешили называть злым колдовством каждую врачебную неудачу, серия неудач вполне могла привести их к такому выводу. Так, например, в 1880 году в Пензенской губернии произошло со старушкой-знахаркой, которая якобы околдовала двух своих пациентов. Впоследствии жители деревни обвинили ее в том, что она вызвала серию расстройств желудка[310].

Зелья и травы, которые лекари и колдуны обычно давали своим клиентам при всевозможных недугах и запросах, еще больше стирали грань между злым и добрым колдовством. Некоторые из этих зелий имели явное демоническое значение и могли быть изготовлены только злым колдовством, в то время как другие могли применять как колдуны, так и знахари. Например, в рассказе из города Купянск Харьковской губернии описана мазь, изготавливаемая из собачьих костей, кошачьих мозгов и человеческой крови, которая дает ведьмам возможность летать[311]. Такие источники ведьмовских сил описываются и для европейского колдовства, хотя это может быть и отражением западного влияния на украинский фольклор. Бальзамы других ведьм, впрочем, изготавливались из растений, бывших в ходу у знахарей. В 1870‐х годах русские крестьяне объясняли этнографу М. Н. Парунову[312], что колдуньи использовали для изготовления мазей для полетов белену, чемерицу, аконит, дурман и белозор[313]. Эти растения, обладающие ядовитыми или наркотическими свойствами, входили в лечебные средства, которыми знахари лечили пациентов с ревматизмом, подагрой, прострелами, синяками, астмой, вшами и вызывали выкидыши (для них использовался морозник)[314]. Не могла ли мазь, найденная в арсенале знахарских зелий, использоваться в качестве доказательства того, что на самом деле знахарь был колдуном?

Хотя русские и украинские крестьяне и отождествляли иногда знахарей с колдунами и ведьмами и наоборот, их представления о колдунах оставались достаточно размытыми, чтобы колдуном мог оказаться любой житель деревни. Они утверждали, что ведьмы и колдуны либо наследовали свои силы, либо изучали колдовское ремесло по выбору или случайности[315]. По мнению русских и украинских крестьян, у колдунов часто не было другого выбора, кроме как передать свои силы случайному человеку. Это представление возникло из расхожей веры в то, что, будучи орудием дьявола или нечистых духов, выученные ведьмы и колдуны мучаются на смертном одре, пока не передадут свои способности кому-то другому, обычно родственнику. Умирающие ведьмы и колдуны могли также наделить своей силой палку или другой неодушевленный предмет, который мог подобрать ничего не подозревающий прохожий и немедленно превратиться в колдуна. Все крестьяне сходились во мнении, что «природные» ведьмы более доброжелательны, чем те, которые сознательно решили нарушить моральные правила сообщества, изучая колдовство. Эти последние якобы