Читать книгу - "Пост-хоррор. Искусство, жанр и культурное возвышение - Church, David"

в фильме мы понимаем, что Чарли, которая упоминает, что ее бабушка хотела, чтобы она была мальчиком, была использована в качестве временного носителя для Паймона - но, поскольку Паймон предпочитает мужское тело носителя, демон должен быть позже перенесен в тело Питера, чтобы успешно завершить его кор-поровое вызывание. Тот факт, что ни один из актеров, изображающих Чарли или Питера, не имеет близкого физического сходства с Тони Коллетт или Гэбриэлом Бирном, лишь усиливает дискомфортное ощущение, что подавленные черты вновь проявляются в семье Грэхемов после атавистического пропуска целого поколения, как и отношения Hereditary к своим текстовым предшественникам как в искусстве, так и в кино ужасов. Например, в эпизоде The A24 Podcast за июль 2019 года Ари Астер и Роберт Эггерс уделяют столько же времени обсуждению Ингмара Бергмана и Андрея Тарковского, сколько своим собственным пост-хоррор фильмам, причем Астер называет "Кэрри" (1976) и "Осеннюю сонату" (1978) прямым влиянием на Hereditary.72 Эллен продолжает преследовать семью Грэхемов, отчасти потому, что Энни и особенно дети Энни неосознанно стали носителями темной тайны Эллен; муж и сын Эллен уже погибли в неудачных попытках наколдовать Паймона, и следующее поколение семейной линии стали новыми потенциальными хозяевами. Когда Энни восхваляет свою мать на открытии фильма, она начинает: "Моя мать была очень скрытной и замкнутой женщиной. У нее были личные ритуалы, личные друзья, личные тревоги. Мне кажется, что это предательство - просто стоять здесь и говорить о ней". Однако ее очевидная неспособность или отказ оплакивать свою мать также предвещает то, что вскоре станет неадекватной попыткой Энни должным образом оплакать собственную дочь через свое произведение искусства.

В своем пересмотре основополагающих теорий Фрейда о трауре и ме- анхолии Николас Абрахам и Мария Торок описывают психический "склеп", создаваемый в сознании пережившего траур, когда потерянный близкий человек унес в могилу позорный или невыразимый секрет; это особенно часто случается, когда ребенок бессознательно наследует секреты своего умершего родителя. Когда выживший имеет некоторую степень викарной идентификации с хранителем тайны (например, идентификация Энни с Эллен в их общей роли матерей), но не оплакивает его должным образом, он закрывает потерянного человека, как будто тот все еще существует где-то в его сознании. Однако этот психический пробел, оставленный нераскрытыми секретами родителей, позволяет умершему человеку преследовать ребенка, словно фантом, который "подает [ей] странные и непонятные сигналы, заставляет [ее] совершать странные поступки или подвергает неожиданным ощущениям". Оставшийся в живых член семьи, бессознательно пытающийся разобраться в неразгаданных тайнах умершего, может, таким образом, казаться манипулируемым этим психическим фантомом до тех пор, пока тайное не станет явным, и умершего можно будет оплакать должным образом.73 Если рассматривать Hereditary как фильм ужасов и как портрет того, как горе влияет на разных членов семьи, то тропы призрака-одержимости, возникающие на протяжении всего фильма, говорят о том, как призрачное присутствие Эллен передается по семейной линии. Для Абрахама и Торока влияние фантома может постепенно ослабнуть, когда первоначальная тайна будет полностью забыта последующими поколениями - но члены шабаша Эллен, периодически появляющиеся, чтобы издалека влиять на детей Грэма (подобно соседским сатанистам в "Ребенке Розмари"), не позволят этому случиться.74

Хотя оккультные знания исторически передавались по системе "мастер - ученик", как бы от родителей к (символическому или реальному) ребенку, демоническое проникновение Эллен в несколько поколений членов семьи напоминает о коварной травме инцеста (см. также главу 5) - тема, которую Ари Астер ранее исследовал в своем короткометражном фильме ужасов "Странная история Джонсонов" (2011), где история многолетнего сексуального насилия сына над собственным отцом предвосхищает неожиданное насилие Эллен над своими внуками. Например, сигил Паймона, впервые замеченный на ожерелье Эллен во время отпевания, вновь появляется на телефонном столбе, где "случайно" обезглавливают Чарли, когда Питер едет домой с вечеринки после того, как у Чарли началась сильная пищевая аллергия.

 

В фильме есть первые намеки на то, что трагическая смерть Чарли была предопределена с самого начала, так же как в школьном классе Питер обсуждает, что "Женщины из Трахиса" становятся еще более трагичными, потому что предопределение означает, что герои Софокла - "пешки в этой ужасной, безнадежной машине".75 На протяжении всего фильма Астер аффективно передает "механическое" ощущение неизбежно разворачивающихся событий с помощью преимущественного использования медленных движений камеры, как бы безразличных к проявляемым человеческим эмоциям, и саундтрека, состоящего из деревянных духовых и электронных дронов, прерываемого некомфортно долгими моментами тишины - плюс почти подсознательное, низкочастотное пульсирование во многих сценах эмоционального напряжения. Очень редкое использование в фильме пугающих моментов в значительной степени обусловлено звуковым оформлением, в частности, когда Энни и Питер постоянно слышат стоматологический стук Чарли.

 

Эмма Уилсон описывает, что "горе скорбящих родителей в народе считается высшим ужасом", травмой настолько сильной, что, кажется, она выходит за рамки кинематографического представления - отсюда и троп "пропавшего ребенка" в таких фильмах, как "Не смотри сейчас" и многих других.76 Астер визуально останавливается на непосредственных последствиях смерти Чарли - от крупного плана Питера в остановившейся машине после осознания случившегося до кадра, где он лежит в постели и смотрит в камеру, ожидая и слушая, когда его мать обнаружит тело Чарли в машине на следующее утро, до длинного кадра Энни, рыдающей в своей спальне, когда Стив пытается ее утешить, а камера медленно выезжает за дверь в коридор, где стоит Питер и слушает ее боль. Хотя Астер пробивает кажущуюся непредставимой травму детской смерти безвозмездным шоковым кадром с крупным планом покрытой муравьями головы Чарли, покоящейся на обочине дороги, большая часть оставшегося времени фильма сосредоточена на том, как Энни и Питер по-разному переживают смерть Чарли, причем мать и сын пассивно-агрессивно отыгрывают друг у друга свои обиды.

Эмоции закипают во время напряженного семейного ужина, во время которого Питер стремится найти выход, который освободит его от груза вины за "несчастный случай", в результате которого погибла его сестра. После того как Питер предполагает, что Чарли был бы жив, если бы Энни не заставила его взять сестру на вечеринку, Энни отказывается простить Питера или позволить этому событию связать их всех вместе в горе; Питер не только отказывается взять на себя ответственность за смерть Чарли, но Энни также ассоциирует само его существование с затянувшимся влиянием ее матери на семью. Как мы вскоре узнаем, Энни выносила Питера только потому, что Эллен оказала на нее давление, хотя именно то, что Энни не дала Эллен эмоционально сблизиться со своим первенцем, в конечном итоге и привело к жертве Чарли Меланхолик, чьи амбивалентные чувства порождают "самообвинения в том, что скорбящий [сам] виноват в потере любимого объекта",

Энни отказывается отдать