Читать книгу - "Облака славы. Жизнь и легенда Роберта Э. Ли - Майкл Корда"

получения воды, необходимой для производства цемента и раствора, а их личные слуги также были рабами. Резкое возражение со стороны Ли в отсутствие капитана Талкотта переросло в "пост-войну", в те неприязненные отношения между одним родом войск и другим, которые могли быстро сделать армейскую жизнь в замкнутом пространстве лагеря или форта ядовитой - хороший урок для Ли о том, как важно решительно предотвращать подобные вещи, которые, начавшись, могут быстро ослабить армию, в которой сотрудничество пехоты, кавалерии и инженеров было крайне необходимо. Прибытие еще пяти рот и исключение рабов сделало условия жизни в форте гораздо более тесными и менее комфортными, поэтому, наверное, неудивительно, что после того, как Ли уехал домой на Рождество, Мэри еще несколько месяцев оставалась в Арлингтоне, в то время как ее муж продолжал выполнять свои обязанности в форте Монро в одиночку.

Что касается восстания, то Ли, конечно же, узнал о кровавых подробностях, когда вернулись офицеры, посланные в графство Саутгемптон. Он заверил свою тещу, что "много бед" удалось предотвратить благодаря путанице с датой восстания - ссылка на то, что Нэт Тернер неверно истолковал затмения и плохо общался со своими ближайшими соратниками, - и добавил: "Было установлено, что они использовали свои религиозные собрания, которые должны были быть посвящены более важным целям, для формирования и выработки своих планов". Эта же мысль пришла в голову и законодательному собранию Вирджинии, которое быстро приняло строгие законы, запрещающие обучать рабов и освобожденных негров грамоте и требующие присутствия белого священнослужителя на любом религиозном собрании чернокожих. Несмотря на его разумные попытки успокоить опасения миссис Кэстис за безопасность ее дочери, Ли, как и все южане, был "глубоко обеспокоен" этим. Ли ни при каких обстоятельствах не был энтузиастом рабства, особенно того, которое практиковали "хлопковые короли" на "глубоком Юге", но его чувства по этому вопросу были твердыми и оставались удивительно последовательными.

Как и многие южане, Ли не любил рабство не столько из-за его последствий для рабов, сколько из-за его влияния на белых. Свою точку зрения он очень точно сформулировал в письме к Мэри двадцать лет спустя: "В наш просвещенный век мало кто, как мне кажется, признает, что рабство как институт является моральным и политическим злом в любой стране. Бесполезно перечислять его недостатки. Однако я считаю его большим злом для белого человека, чем для черной расы, и хотя мои чувства сильны в пользу последней, мои симпатии более сильны в пользу первой. Здесь чернокожим живется неизмеримо лучше, чем в Африке, - морально, социально и физически. Болезненная дисциплина, которой они подвергаются, необходима для их обучения как расы, и я надеюсь, что она подготовит и приведет их к лучшим свершениям. Как долго они будут находиться в порабощении, известно и предписано мудрым и милосердным Провидением".

Такой взгляд на рабство был нередким среди умеренных южан, да и среди многих северян до Гражданской войны. Убежденность Ли в том, что конец рабства - это дело Бога, которое он должен осуществить в свое благоприятное время, а не то, с чем должны справиться политики или белые рабовладельцы, была несколько более пессимистичной, чем более популярная и преобладающая идея о том, что проблему рабства можно решить путем выплаты компенсации их владельцам и массовой депортации негров, возможно, куда-нибудь в Южную Америку или обратно в Африку - ведь к 1820 году три филантропических виргинца, двое из которых были родственниками Роберта Е. Ли - Генри Клей, Джон Рэндольф и Ричард Бланд Ли, соучредители Американского колонизационного общества, - уже строили амбициозные планы и собирали деньги на создание Либерии (ее столица была названа Монровией в честь другого виргинца, президента Джеймса Монро) и запустили процесс, отправив туда освобожденных негров. Даже те американцы, которые выступали против рабства, не всегда были за то, чтобы свободные чернокожие участвовали в политическом процессе или жили на равных с другими американцами. Сам Линкольн был мягким, но настойчивым энтузиастом идеи Либерии и знаменито заметил во время дебатов Линкольна и Дугласа: "Между белой и черной расами существует физическое различие, которое, я полагаю, навсегда запретит двум расам жить вместе на условиях социального и политического равенства", - мнение, не сильно отличавшееся от мнения Ли.

Мнение Ли в 1850-х годах было тем, которого он придерживался всегда, и которое он сохранил до самой смерти - оно никогда не менялось. Более того, в 1866 году, через год после окончания Гражданской войны, когда его вызвали для дачи показаний в Объединенный комитет Конгресса по реконструкции, он не отказался от своего мнения и не смягчил его, а повторил его в более жестких выражениях: "Мое собственное мнение заключается в том, что они [чернокожие] не могут голосовать разумно, и что предоставление им права голоса приведет к большому количеству демагогии, а также к различным неудобствам. . . . Я думаю, что для Вирджинии было бы лучше, если бы она смогла избавиться от них. . . . Я думаю, что все там были бы готовы помочь ей в этом".

Конечно, отношение Ли к отдельным чернокожим отличалось от его убеждения, что как расе им лучше быть рабами. Подобно тому, как он проявил доброту к старому Нэту, бывшему кучеру своей матери, он подписал письмо во время президентской кампании 1868 года, в котором говорилось: "Идея о том, что южане враждебно относятся к неграм и угнетали бы их, если бы это было в их силах, совершенно необоснованна. . . . Они выросли среди нас, и мы с детства привыкли смотреть на них с добротой".

Несмотря на то, что Ли все еще оставался всего лишь младшим лейтенантом, он, похоже, одержал верх над полковником Юстисом в форте Монро, возможно, потому, что генерал Гратиот, начальник инженерного корпуса, имел больший вес в Вашингтоне, чем начальник артиллерии. Как бы то ни было, Ли вернулся к работе, и его главной задачей стало наблюдение за транспортировкой и отсыпкой большого количества камня и песка в Хэмптон-Роудс для расширения и укрепления пятнадцатиакрового "искусственного острова", названного Рип-Рапс (в честь риппрапа, сорта сыпучего камня различных размеров и форм, из которого он был создан), где в конечном итоге будет построен форт Вул, а также ведение строгого учета расходов, который требовал Инженерный корпус. Остров, расположенный на южной стороне навигационного канала, должен был поддерживать форт Монро и обеспечивать перекрестный огонь по вражеским судам, входящим в Хэмптон-Роудс. Работа давала Ли обязанности, но не вызывала у него восторга, и, возможно, он уже начал страдать от сомнений в разумности выбора военной