Читать книгу - "Создатели памяти. Политика прошлого в России - Jade McGlynn;"

мюнхенской речи 2007 года , российский президент демонстрирует все большую склонность к конспирологической риторике, намеренно вызывающей сравнения с советским языком разрушителей, диверсантов и, конечно, " иностранных агентов". Уже в 2008 году этот подход начал сливаться с навязчивой идеей элиты об исторической фальсификации. Эта одержимость выразилась в создании президентом Медведевым Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории при Президенте Российской Федерации и увеличении финансирования в 2009 году исторических организаций и комиссий по защите "исторической правды" (Rodgers 2009). Прокремлевские СМИ отражают и поддерживают эту тенденцию, усиливая предполагаемую угрозу, исходящую от иностранцев, покушающихся на (единственно верную) российскую историческую память.

Как отмечалось ранее, эти действия происходили в контексте Восточной Европы, где все большее внимание уделялось утверждению националистической истории и криминализации альтернативной памяти. Страны, которые считаются давно интегрированными в Европейский союз или "западные" структуры, включая Польшу, Хорватию, страны Балтии и Венгрию, ввели законы о памяти и/или создали политическую атмосферу, подавляющую академические и исторические дискуссии. Кремль использует и даже преувеличивает масштабы таких ограничений, но они существуют независимо от этого и служат пищей для интенсивного внимания российского правительства к (предполагаемым и реальным) историческим фальсификациям. В частности, СМИ обвиняют различных государственных деятелей и деятелей культуры в Польше, странах Балтии и на Украине в намеренном разрушении памятников советским героям войны и попытках "отмотать историю назад" (Последние новости 2015: 14.05; Шкель 2014a; Юрьев 2015). Тем самым российские политики и СМИ легитимируют собственное навязчивое обращение к историческим параллелям, создавая впечатление, что российская культурная память (или "историческая правда") - и, как следствие, российская национальная идентичность - находится в неминуемой опасности.

Повествование об исторической фальсификации как о заговоре с целью подорвать Россию занимает значительное место в официальных политических дебатах, по крайней мере, с 2014 года. В этой шараде, где почти еженедельно звучат обвинения в том, что другие страны якобы плохо относятся к памяти советских солдат (MID 2015k, 2015g, 2015b, 2015e), главную роль играет официальный представитель Министерства иностранных дел Мария Захарова. Сочетая в своих речах возмутительные обвинения, она использовала дипломатическую кафедру, чтобы заявить, что "никто не имеет права манипулировать памятью солдат Красной армии , пользуясь тем, что большинство из них уже не собираются давать оратору пощечину", и что "исторически не так уж много нам пришлось вытерпеть от наших "партнеров", но они не смогли уничтожить нас, как бы ни пытались - ни мировой войной, ни развалом СССР, ни санкциями...' (Аргументы и факты 2020).

Несмотря на критику исторического невежества или даже ревизионизма других стран, российские СМИ и политики исключительно склонны к исторической фальсификации. Искажение исторических фактов часто является для российских СМИ и политиков средством достижения конфляционной цели исторического фрейминга, как это видно на примере освещения кризиса на Украине, санкций и Сирии. Наряду с хорошо задокументированными ложными или несправедливыми обвинениями в том, что Польша начала Вторую мировую войну или что Великобритания и США намеренно не открыли второй фронт в 1943 году, особенно забавными историческими искажениями или фальсификациями являются следующие утверждения:

- Неблагодарные страны Балтии извлекали большую выгоду из СССР за счет России (Полупанов 2014).

-

Радикально антивоенная позиция СССР и пацифизм оказали пагубное влияние на советских военных (Lenta 2014h).

-

Ельцин и США исключили Украину из состава СССР вопреки ее желанию (Гамов 2014b).

- США называют Вторую мировую войну "американо-румынской победой над фашизмом" (Чигишов 2015h: 1.18.13).

- Польше было наплевать на своих солдат и мирных жителей, убитых нацистами; их волновали только офицеры, расстрелянные на сайте Katyn (Starikov 2015).

- В Украине запрещали кулинарные книги, потому что были одержимы идеей сохранения этнической чистоты рецептов борщей (Quinn 2022).

 

Это лишь небольшая подборка из десятков, казалось бы, незначительных исторических фальсификаций и преувеличений, которые в совокупности формируют не только ложное представление об истории, но и нарратив о том, что доброжелательной Россией/СССР постоянно манипулируют, эксплуатируют и недооценивают.

Используя чужие неудачи и преступления, чтобы свести к минимуму сложные моменты российского прошлого, прокремлевские деятели обеляют российскую историю, чтобы придать своей нации чувство морального авторитета. Вечным источником морального авторитета России является победа советского народа в войне, а также защита Россией памяти о Великой Отечественной войне. Во все времена и во всех пересказах этническая русская - нация занимает привилегированное положение. Ничто не должно осквернять историческую память о русских в Великой Отечественной войне. Эта привилегия еще больше подчеркивается тем, что СМИ используют преступления других людей для оправдания и контекстуализации российских или советских преступлений. Например, в статье, якобы описывающей ситуацию на Украине, журналист Петр Лихоманов написал в "Российской газете", что Большой террор был оправдан необходимостью борьбы с внутренними врагами, такими как бандеровцы, которые могли бы подорвать советские военные действия. Он даже назвал массовые репрессии, тюремные заключения и убийства советского государства в этот период "профилактическими арестами 1937 года" (Лихоманов 2014). Таким образом, как это часто бывает при использовании истории в политических целях, ссылки на историю не только придают вкус интерпретации настоящего события, но и проникают в прошлое, используя события настоящего для оправдания того, что произошло в истории.

Российские государственные СМИ, политики и дипломаты также выдвинули громкие обвинения в исторических преступлениях и ревизионизме, чтобы сохранить память в качестве постоянной темы для разговоров, используя геополитику как способ повысить ее актуальность и потенциал для агитации, в обоих смыслах этого слова. В частности, агрессивная риторика способствовала разжиганию "войн памяти" между Россией и различными соседними государствами, в которых политические акторы вступают в недостойные споры об исторической роли своих стран - особенно в военное время (Lebow et al. 2006). Например, гнев российских политиков и общественности в отношении Чехии, Польши, Украины и стран Балтии по поводу демонтажа советских военных мемориалов или переименования улиц советской эпохи (Miller 2020). Довольно часто эти войны памяти разгораются из-за законов о памяти в стране происхождения, которые требуют, как в случае с Польшей, удаления коммунистических знаков отличия (кроме как на могилах).

Войны памяти - как и многие другие конфликты - характеризуются симбиотической враждой, в которой наиболее яростные представители противоборствующих сторон зависят от воинов памяти другой стороны, чтобы извлечь выгоду внутри страны, что приводит к спирали экстремизма. Поскольку каждая сторона отвечает все более жесткой и оборонительной риторикой, общественность отвлекается от реальной политики политикой символизма. В случае с Россией официальные лица и политики могут свалить трудности в отношениях России с европейскими и постсоветскими соседями на якобы недостаточное знание истории и неуважение к памяти последних, создавая тем самым совершенно иную систему координат для своей аудитории. Это также подтверждает аргумент о том, что русские обладают особым историческим пониманием или знанием ("культурным сознанием")